— Помнится, я вас давно к себе приглашал, — хмельно продолжал Феликс. — Еще когда угощались шашлыками в забегаловке у райкома. А вы посмеивались.

Платов вздохнул и покачал головой. Сразу клевать на блесну ему вроде бы не по чину, человек он солидный, и подобное предложение «треба разжуваты» без суеты и лебезения…

А вокруг колобродила толпа хорошо одетых молодых людей и их спутниц. Сбивались группами, о чем-то оживленно переговаривались. Милостиво принимали от официантов бокалы с шампанским, оценивали взглядами друг друга, кто на сколько тянет и стоит ли разговаривать, ведь каждая минута их жизни сейчас имела котировку — у одних в сотни рублей, у других в тысячу, а у третьих…

— Ты оглянись, оглянись, — произнес Платов. — Наши люди, когда обретают какой-нибудь вес… Ну, чем они внешне отличаются от тех, кого столкнули? — И сам себе ответил: — Ничем! Наш человек, добившись успеха, тотчас обретает спесь, чванство и нахальство. Словно их внешний облик складывает и множит компьютер. Те, бывшие, хотя бы запахом отличались, а эти и пахнут одинаково, духами из парфюмерного магазина «Ланком», что открыли на Невском. И женщины их, точно манекены, со злыми лицами студенток, лишенных стипендии. Вот надомницы еще у них ничего, а с женами плохо, полный атас… Поглядите, тот молодой человек, что идет в нашу сторону… Угадайте, кто с ним рядом — жена или надомница?

Феликс всем корпусом развернулся в сторону, в которую указывал Платов.

— Надомница, — уверенно проговорил он и добавил навстречу Чингизу: — Познакомьтесь, Виктор Степанович, один из отцов учредителей «Кроны» — Чингиз Григорьевич Джасоев.

Платов засмеялся, смущенный таким оборотом, и протянул широкую мягкую ладонь.

— Наш новый руководитель внешнеэкономического отдела, — Феликс представил Платова. — Вместо заживо забытого Геннадия Власова.

— Не понял, — проговорят Платов.

— Отдельная история, — бросил Феликс. — Расскажу потом.

Актриса из массовки шумного фильма «Такси-блюз», поджав губы, стояла позади Чингиза Джасоева. Привыкшая к вниманию со стороны мужчин, она сейчас стояла забытая, и высокомерно-жалкое выражение кукольного лица сменилось обидой. Она повернулась и пошла прочь, по-балетному выворачивая ступни длинных ног, сглаженных в бедра.

— Эй! — крикнул ей вслед Чингиз. — Ты куда? Оставайся, я дам гарантии, — и, ругнувшись, махнул рукой и пробормотал: — Иди куда хочешь!

— Какие гарантии? — спросил Феликс.

— Хотел увезти ее к себе домой. Упиралась. Требовала гарантии. Давал ей честное осетинское слово. Говорит, это не гарантия.