Инга не мигая смотрела на Феликса, она растерялась.

— Так что же вы хотите?

— Уйдем отсюда. Сейчас же… Прошу вас… Он не для вас, поверьте. Он все равно вас не оценит, он перешагнет через вас, как это делал не однажды, — казалось, слова не подчинились разуму, слова Феликса мелькали и сгорали, точно искры от круга точильщика, что поднес к кремню металлический предмет. — Прошу вас, идемте. Прямо сейчас! — Феликс поднялся и протянул обе руки.

— Вы… вы пьяны, Феликс, — все более терялась Инга. Их некоторая отдаленность заставляла Феликса усилить голос. Инге этого не хотелось, и так уже обращают внимание. — Вы не понимаете, что говорите! — Инга поднялась.

— Вы не любите его, — Феликс сжал ее плечи.

— Вот еще, — нахмурилась Инга. — Ошибаетесь. Я полюбила его. Не здесь и не вам об этом говорить.

— Почему не мне? — оскорбленно вопросил Феликс. — Я хорошо его знаю. Он видит в вас только…

— Говорите, говорите. Что вы умолкли? — нервно произнесла Инга. — Кого он во мне видит?

Феликс боролся с искушением сказать открыто все, что думал.

— Я вам дам больше, клянусь вам, гораздо больше, — уклонялся он от ответа, приблизив лицо к белому открытому лбу Инги.

Влечение к женщине, доступной другому, нередко толкает на самое изощренное безрассудство, которое долго потом изнуряет душу искренним сожалением. Но в этот момент безрассудство владело Феликсом, распаляя и без того хмельное сознание… Он произносил еще какие-то слова, не обращая внимания на любопытные взгляды близстоящих людей…

Инга оглядывалась. Ее удивляло и злило отсутствие Рафаила. Искушенная в коварстве со стороны мужчин, Инга вдруг прониклась мыслью — а не сыграл ли с ней шутку Рафаил?! Какого черта он пропал в толпе, не возвращается так долго. Казалось, прошла вечность с тех пор, как Рафаил исчез с Чингизом…

— Что вы говорите, Феликс? — Глаза Инги больше не мерцали умиротворением, в них проснулись синие искры гнева. — Я жена ему, Феликс, жена.

Феликс сбросил вниз руки и опустил плечи.

— Жена?! Ты? — с каким-то трезвым и гадливым изумлением проговорил Феликс. — Ты? И жена!

Инга схватила со стола бокал с вином и, чуть отступив, плеснула в Феликса.

Швырнула бокал на пол. Звон разбитого стекла заставил Ингу броситься прочь из фойе и дальше вниз по лестнице…

Фабричная стена перед окном заслоняла комнату от остального мира. Инга привыкла к этой каменной занавеси, в ее постоянной тени она чувствовала себя спокойно и торжественно, как перед спектаклем. Даже в самую злую метель снег за окном падал ровно, как в театре. Когда Инга покидала свою комнату, вливалась в суету города, ей казалось, что поднялся занавес и начинается спектакль, в котором она и зритель и актриса одновременно…