Комната, в которую он вошел, была небольшая, сплошь завешанная коврами, на полу, у широкой тахты, стоял маленький светильник на гнутых ножках, слабый матовый свет, проникающий сквозь вощеную бумагу, падал на лицо женщины, полулежавшей на тахте с закрытыми глазами. Это была Ингрид, его личный секретарь, его любовница и его начальник. Да, начальник, он отлично понимал, зачем ее к нему приставили и сколь многое зависит от ее донесений; а так как он всегда считался с фактами, то и привык думать о ней как о человеке, который в служебных делах стоит выше его самого.

Он сделал два шага к тахте и остановился, глядя на ее лицо с темными бровями, на ее пышные темные волосы, стянутые сзади в тугой пучок. Он не мог удержаться, чтобы снова не подумать о том, о чем думал каждый раз, когда разглядывал ее горячую южную красоту: в ней есть румынская или цыганская кровь, она из Трансильвании, у всех этих фольксдейче примесь низшей расы, возможно, что она даже еврейка. А впрочем, все это чепуха — какое это имеет теперь значение? К черту все лишние мысли, времени осталось так мало…

— Ингрид!

По тому, как быстро и спокойно она открыла глаза, он понял, что она не спала. Он сел на тахту и протянул руку, но она отстранилась, и ему показалось, что он уловил в ее взгляде отвращение. «Она больше не скрывает своих чувств, — подумал он со злостью. — Она их и раньше не очень-то скрывала».

— Уж поздно, Ингрид, — сказал он. — Осталось мало времени.

Она промолчала, все еще не сводя с него неподвижного взгляда, в котором он не мог прочесть ничего, кроме злобного отвращения. Она его презирает. Она молода и хочет жить. Она надеется, что будет жить и после окончания войны. Вынуть из кармана револьвер и нажать спуск. Все очень просто. Как все просто, когда речь идет о других. Даже с ней будет просто. Но потом ему придется нажать еще раз, что будет уж совсем не просто. Почему человек не смеет убить себя? Опять философия? К черту философию. Времени не осталось. А все-таки хорошо, если бы она согласилась добровольно. Они помогли бы друг другу и сделали бы это одновременно. Может быть, стоит предложить? Бесполезно. Она не согласится. А если и согласится, ей нельзя доверять — она его обманет. Надо полагаться только на себя. Он нащупал в кармане револьвер и сказал:

— Давай договоримся, как это сделать…

Она тревожно подалась вперед, но голос ее прозвучал тихо, почти спокойно:

— Вы опять о том же?

— Да, — сказал он почти с наслаждением. — Да, все о том же — о чем же еще? Это нужно сделать сейчас…

— Вздор! — спокойно сказала она. — Кто хочет, пусть стреляется. Я не собираюсь умирать…