Долфи и Ваня услышали выстрел и насторожились. Они приближались к зданию немецкого посольства со стороны площади Викторией, и, когда раздался выстрел, товарищ Ваня сказал: «Стреляют в том здании, на углу». — «Это особняк немецкого посольства», — сказал Долфи. «В таком случае нужно поторопиться — они там что-то затевают». Оба ускорили шаг. Долфи шел впереди, он ждал, что вернется ощущение, которое он испытал в ту несчастную ночь, когда так позорно струсил. Теперь он прислушивался к себе, но ничего подобного не чувствовал. Вместо страха появилось сильное желание поскорее добраться до посольства. Там все еще сидят гитлеровцы. Они пока не интернированы. Может быть, они решили прорваться? Долфи вдруг понял, что в нем нет страха. Он словно стал другим человеком. В нем не только нет страха, но он счастлив. Он другой. Такой же, как Ваня. Почему он идет так медленно? Долфи почти бежал. Он не слышал оклика Вани, не видел, как от стены отделилась странная шатающаяся фигура человека, который как будто хотел его задержать. Он ничего не видел и не чувствовал, кроме возбуждения и восторга. Скорей туда, где стреляют, туда, где опасность. Мадан извлек револьвер из футляра. Он чувствовал шум и свист в ушах. Он спотыкался. Но он знал, что нужно сделать. К а п и т а н, т ы  б р о с и ш ь  ж р е б и й, и  м ы  з а  т о б о й  п о й д е м. К черту Капитана. Капитан мертв. Фюрер жив. Фюрер приказывает остановить атаку. Вот этот тип, который бежит, — разведчик. Остановить разведчика. Он никогда не стрелял. Надо же когда-нибудь начать. Если он научится, ему не придется надеяться на других. Только на самого себя.

За окнами посольства раздался второй выстрел, и Долфи побежал быстрее. У него страшно колотилось сердце, но он знал, что это не от страха. Он знал, что никогда больше не испугается. В нем что-то изменилось. Мадан протянул руку с револьвером. Он чувствовал удушье. И не видел цели. Ему хотелось за что-то ухватиться, чтобы не упасть; он весь задергался, нажал спуск, и раздался выстрел. «Я выстрелил, — подумал он. — Я умею стрелять! О, теперь я многих перестреляю. Вот один, кажется, упал. Теперь скорее туда. Вот я прорвусь к остальным и…» Он рухнул на тротуар.

Ваня видел, как упал наземь Долфи, а рядом упал кто-то толстый в сером. И еще один человек все видел и слышал — священник англиканской церкви, который брел по Каля Викторией и все еще не мог справиться со своими воспоминаниями. Когда Ваня подбежал, тот, в сером, еще бился на тротуаре. Ваня направил на него фонарик и увидел сине-багровое лицо, искаженное предсмертной судорогой. Долфи лежал на спине совершенно неподвижный. Лицо у него было бледно и спокойно.