На оборотной стороне календарного листка за вчерашний воскресный день была напечатана заметка под названием "Маски для сухой кожи лица". Людочка стала внимательно и заинтересованно читать: "Подогрейте стакан с оливковым маслом в миске с горячей водой. Смочите вату в теплом оливковом масле, слегка отожмите и положите на лицо, а на глаза — ватку, смоченную в холодной воде. Через 15–20 минут снимите маску, лицо ополосните холодной водой и промокните бумажной салфеткой". Это был первый совет женщинам, что им делать, если у них сухая кожа лица. Дальше следовало еще два таких же толковых, заботливых совета. Они тоже заинтересовали Людочку, поскольку кожа на ее смазливом, задорном личике была как раз той, для ухода за которой и предназначались эти косметические рецепты. Но обстоятельно знакомиться с ними уже было недосуг, она отнесла календарный листок в комнату и положила на тумбочку возле будильника и настольной лампы, чтобы вечером, освободясь от занятий, прочесть с начала и до конца.
"Все-таки здорово, хорошо, что в календаре иногда печатают что-нибудь исключительно полезное и значительное для женщин", — подумала она, возвратясь на кухню и принимаясь за работу.
Не прошло и получаса, а дела у Людочки были в самом полном разгаре. Все четыре конфорки на газовой плите жарко пылали. Одна — под кастрюлей с будущим супом, вторая — под кастрюлей с картошкой для пюре, третья — под кастрюлей с пыхтящей рисовой кашей на завтрак, а четвертую конфорку придавил чугунный утюг, которым Людочка вскоре и принялась гладить Васе рубашку, Коле — штанишки, Поле — ленты для кос и передничек.
Где-то около семи часов проснулся Вася и зазудил в ванной комнате электробритвою.
— Это что за календарь на тумбочке лежит? — кричал он, бреясь.
— Это я оставила до вечера, чтобы досконально изучить косметику лица, — ответила Людочка, ловко водя по форменному Поленькиному фартуку горячим чугунным орудием производства. — Просто необходимые советы для тех, у кого сухая кожа лица.
— А я просыпаюсь — гляжу, календарь лежит. Крутил, вертел его в руках, ничего не могу спросонья сообразить. На сколько же сегодня день убавился?
— Ты об этом мог бы сам прекрасно узнать.
— В твоих устах такие сообщения приобретают более трагический смысл, чем когда я сам узнаю об этом. Так на сколько же день убавился?
— Чтоб тебе действительно не очень утруждаться чтением, так и быть, скажу по-дружески: день убавился на три минуты.
— Какой ужас!
— Не смейся, пожалуйста, мне от этого горько.
— Через месяц все изменится, не горюй, старина.