Она не могла заставить себя произнести вслух «Равенсбрюк».

– Ну, зато теперь Герта Оберхойзер питается консервированными бобами в своей холодной камере.

– Кася, тебе надо попробовать отпустить это.

– Я никогда их не прощу, если ты это имеешь в виду.

– Цепляясь за свою ненависть, ты сама себе делаешь больнее.

Сестра редко докучала мне своими советами, но этот ее позитивный настрой меня раздражал. Как я могу их простить? Бывали дни, когда я выживала только благодаря своей ненависти.

Я решила сменить тему.

– А я рада, что ты растолстела. Папа тебя не узнает. Ты сейчас совсем другой человек. И этот человек до сих пор не упаковал свои вещи.

Зузанна опустила глаза:

– Кася, у меня к тебе одна просьба.

Я улыбнулась.

Для своей сестры я была готова на что угодно. Я потрогала языком новый зуб – проверила, на месте ли. Это был мой самый любимый сувенир, гладкий, идеальной формы и по цвету совсем не отличался от остальных. Я теперь часто улыбалась без причины. В кафе вошла компания молодых парней и девушек. Они заняли места в кабинке. Один парень поцеловал свою девушку в губы прямо на глазах у всех. Они казались такими свободными и счастливыми. В новых очках я все очень хорошо видела.

– Для тебя все, что угодно.

Зузанна достала из сумки папку и положила ее рядом с моим подносом.

– Мне нужна твоя помощь. Надо выбрать…

Я открыла папку. Там оказались фотографии. Шесть или семь. Черно-белые. Как на паспорт. И все детские. Были совсем крошки и чуть постарше.

Я закрыла папку.

– Что это?

Зузанна выдавила вилкой на пюре «садовую калитку».

– Это мне дала Кэролайн.