— А что? А если? А-эх! — И Замора швырнул в общую кучу свою шапку.

— А от, сказывают, комары там с воробьев наших, а? — спросил Савка Керкун, намереваясь бросить свою шапку.

— Эт верно, — серьезно сказал Заворихин, и казаки чуть уняли шум, прислушиваясь. — А мухи там поболе ваших куриц.

Снова грохнул хохот. Но Кольцо и тут не улыбнулся.

— Слушай, казаки! — поднялся Ермак. — Брех али правда про сибирскую золотую бабу — не знаю. Знаю лишь, что поход в Сибирь — дело тяжкое, опасное, а потому — добровольное. Но кто пойдет со мной, тем сразу говорю — даже за малое ослушание буду без жалости карать донской казнью — камней за пазуху, да в воду Согласны ли?

Снова затрясли казаки саблями и пищалями:

— Согласны!

— В Сиби-ирь!

— А как загинем там?

— Лучше там, чем в царской петле?

— Вина казакам с полдюжины бочек! — прорезался голос Заморы.

— Вина-а!! — дружно поддержали его десятки глоток. Заворихин помрачнел.

— Придется казачков-то перед дорогой уважить, — усмехнулся Ермак ему в лицо. И обернулся к стоящему рядом попу-расстриге Мелентию:

— Ты, поп, пойдешь с нами в Сибирь?

— А кто же детей казаков твоих крестить будет? Надо идтить…

Солнце клонилось к горизонту. Меж палаток и шатров дымились костры, готовился ужин, толпами ходили пьяненькие казачки, кое-где пели песни.

В шатре Ермака теперь только двое — сам хозяин да Иван Кольцо. Он по-прежнему мрачен, сидит боком к столу. Ермак достал из походного шкафчика корчажку с вином, два заморских серебряных кубка.

— Поговорить хочу с тобой, Ваня… Что это ты вроде чужим мне стал? Коли в Сибирь со мной не хочешь, так это, говорю, дело добровольное.

Кольцо медленно и тяжело встал.