— Ничего не скажешь, твою голову он наденет на острый кол, а тело бросит псам. Ты пропустил врага.

Алышай злобно поглядел на муллу и выбежал из минарета.

В ворота городка бегут ордынцы…

Напрасно Алышай хлестал их тяжелой плетью. Он ничего не мог поделать с этим хлынувшим потоком людей, объятых ужасом смерти.

А за ними сомкнутым строем, с развевающимися хоругвями шли казаки.

И Алышай один устремился навстречу казакам. Когда казаки приблизились, он вытащил нож и всадил себе в сердце.

Ермак подошел к нему, встретился с тускнеющим взглядом. Еле шевеля губами, Алышай проговорил:

— Не поведешь меня за своим конем на Русь!

Ермак дал ему попить воды.

— Отходишь? Жалко. Такого воина и на Руси чтут.

Алышай не ответил.

— Сего воина похоронить с воинскими почестями. — Ермак снял шлем и поклонился телу врага.

…С хрустом ломая подросток, валится огромная ель…

…Падает еще одно гигантское дерево. Еще одно…

Татары обрубают мягкие ветви, но оставляют голые метровые сучья, к тому же заостряя их.

По всему лесу — яростный стук топоров.

Урочища Подчеваш — залесенная круча метров в шестьдесят высотой, под которой изгибался подковой Иртыш. Берег метров с полсотни шириной, одним концом песчаная дуга упиралась в неприступные кручи, а другой — в пологий спуск к реке, заросший стеной леса. Тут-то и устраивалась длинная засека…

Маметкул в сопровождении четырех телохранителей медленно и молча объезжал строящееся укрепление.

Неожиданно из-под ветвей вынырнул всадник. Соскочив с коня, он упал на колени перед конем Маметкула.

— О, непобедимый! Не вели казнить за черное известие.