— Он умрет только в том случае, если фрау Зигрист вернет его и его будут лечить методами традиционной медицины. Вот это действительно верно, как дважды два — четыре.

— Теперь я вижу, как верно я поступил, обратившись в управление по делам молодежи. Вы одержимая, фрау Монтевиво, вы представляете общественную опасность. Господи, сделай так, чтобы полиция разыскала фрау Зигрист и мальчика! И как можно скорее!

— Полиции никогда их не найти. Мы позаботились об этом.

— Кто это «мы»?

— Я и люди, которым я смогла помочь и которые верят в мою медицину.

— Если полиция не обнаружит мальчика и он умрет, то матери угрожает — по меньшей мере — обвинение в преднамеренном нанесении телесных повреждений, приведших к смерти. Вам и на это наплевать? Вы действительно так фанатично уверены в безусловной истинности вашего учения?

— Да, я уверена! А вам, врачам, не обвинения надо предъявлять, вам пора уже выносить приговор!

— Это зашло слишком далеко! — Гауенштайн наконец решила вмешаться. — Вы не можете так говорить, фрау Монтевиво!

— Я говорю так, как мне хочется. Я говорю правду. Скольким людям приходилось страдать из-за того, что они говорили правду?

— Фрау Монтевиво! — крикнул Штайнер. — Вы думаете, мне легко далось обращение с жалобой в управление по делам молодежи? Вы думаете, что мне неизвестно, какие трудности и мучения принесет всем заинтересованным лицам лечение против воли родителей, в нашем случае матери, прежде всего потому, что лечение продлится долго. Мне хорошо известно, что вы никогда не лечили детей с опухолью Казаи. Тысячи по всему миру избавились от такой опухоли, пройдя лечение исходя из нашей концепции.

Ведущая молниеносно облизала свои губы, словно повинуясь рефлексу. Однако Фабер немедленно отметил это.

«Рейтинг! — подумал он. — Рейтинг! Даже если коллеги лопнут от зависти, а мальчишка — как его звать-то? — сдохнет, такого высокого рейтинга не добивалась в этом году еще ни одна послеобеденная программа! Ни одна! Я знаю, что Габи думает сейчас именно об этом, — подумал Фабер, — я хорошо знаком с этой кухней, я точно знаю».

Ведущая Гауенштайн встала между своими гостями. Проникновенным голосом она сказала, исполненная доброты и любезности:

— Мне жаль, чрезвычайно жаль, фрау Монтевиво, господин главный врач, но время передачи ограничено. Я вынуждена вас прервать. Конечно, это не последний ваш разговор в студии «SOS», я уверена, что это была первая беседа из целой череды, которые состоятся позднее… Мне сейчас сообщили из режиссерской аппаратной, что в студию поступило очень много звонков от телезрителей… И это понятно! Ведь речь идет о человеческой жизни! И, кроме того, затронута чрезвычайно актуальная тема. Я сейчас прерываю вас, прошу меня простить за это, чтобы представить вам нашего неожиданного гостя. Это… — она сделала драматическую паузу, — …всем вам хорошо известный кандидат в депутаты в Национальный совет господин Удо Форстер…