Я сама очень часто задавала себе этот вопрос. Кем бы я стала? Если бы я жила в Сан-Франциско, стала бы я другим человеком? Думала бы я по-другому? Была бы я счастливее?

— Я хотела бы жить в другом месте, — сказала я Флоре. — Но не хотела бы становиться кем-то другим. Я хочу быть тем человеком, которым я всегда была и кем продолжаю быть.

Мы отправились в дом на улице Бурлящего Источника, где мы жили вместе с Эдвардом. Сейчас в доме располагалась школа для детей иностранцев.

— Иностранцев, — повторила Флора. — Я здесь иностранец.

Дерево все еще росло во дворе дома. Мы стояли в его тени, как

в тот день, когда Флору отняли у меня. Каменная скамья оставалась на месте, и на ней была прикреплена табличка с именем Эдварда. Под скамьей росли фиалки. Мы с матерью поместили табличку на скамью три недели назад и снова посадили цветы. Мать пожертвовала школе щедрую сумму и заплатила садовнику, чтобы он ухаживал за цветами.

— Он правда здесь похоронен? — спросила Флора.

Я кивнула и вспомнила, как падали комья земли на шкаф, из которого сделали гроб для Эдварда. Во мне вновь проснулись горестные чувства: Эдвард, как ты мог меня оставить?!

Флора провела пальцами по фиалкам и закрыла глаза.

— Я хочу почувствовать, как он держит меня на руках.

Я представила, как Эдвард качает малышку Флору, как он зачарованно смотрит на нее, успокаивает, говорит ей, что она чистая и нетронутая.

Флора и моя мать гостили у нас месяц. За несколько дней до их отъезда я снова ощутила, что ее отрывают от меня.

— Ты должна навестить нас в Сан-Франциско, — сказала мать. — У тебя есть свидетельство о рождении на фамилию Даннер, в котором говорится, что ты американская гражданка. Я могу помочь тебе раздобыть его. Хотя, возможно, ты не доверишь мне еще одну попытку.

— Но мы не сможем сделать визу для Верного. Тысячи жителей Китая хотят уехать, и консульство знает, что они не вернутся. Я не могу оставить Верного одного, — сказала я. — Он не сможет позаботиться о себе.

Я не сказала им, что Верный уже заставил меня пообещать ему, что я не уеду без него. Он боялся, что меня будет тянуть в Америку — ведь теперь я обрела там и мать, и дочь. Он сказал, что когда люди уезжают в Америку, они очень долго не возвращаются.

— После войны мы приедем к вам вместе с Верным, — сказала я матери. — Или ты вернешься и возьмешь с собой Флору. Мы можем подняться на ту же гору, куда мы ходили с Эдвардом, или поехать в Гонконг и Кантон, где я никогда не была. Мы можем побывать там вместе.

Мать сочувственно посмотрела на меня. Она знала, что я хочу снова увидеться с Флорой.