На сей счет у Троцкого нет сомнений. Он пишет:

«Как Зиновьев, так и Каменев в теоретическом и политическом отношении были, пожалуй, выше Сталина. Но им обоим не хватало той мелочи, которая называется характером».

На 51 странице раскинулась та речь Зиновьева, и много, ох как много в ней примечательного: еще не была отработана до тонкостей система подтасовки фактов и лжи.

В том, что речь правдива каждым словом, сомневаться не приходится. Она правдива настолько, насколько и до унизительности подхалимна. Понадобится четыре года, дабы доказать, чего стоит подобная риторика и «литература». В долгие месяцы смертельной болезни главного вождя, еще сохраняющего проблески разума, но уже обложенного наблюдением Сталина и лишенного всякой власти, Зиновьев не подаст голос в защиту оскорбленной жены вождя (как вообще никто из ленинских соратников). И это тоже показательно для нравственной обстановки в верхах партии: властолюбцы и карьеристы вершили дела громадной страны, что и будет доказано последующими десятилетиями. А тогда вот-вот должно было освободиться место хозяина партии и государства. При чем тут «дорогой Надежде Константиновне»? Да подгребать все под себя!..

«Вы знаете роль товарища Ленина в июльские дни 1917 года. Для него вопрос о необходимости захвата власти пролетариатом был решен с первого момента нашей нынешней революции, и дело шло только о выборе удачного момента. В июльские дни весь наш ЦК был против немедленного захвата власти. Так же думал и Ленин. Но когда третьего июля высоко поднялась волна народного возмущения, товарищ Ленин встрепенулся. И здесь, наверху, в буфете Таврического дворца, состоялось маленькое совещание, на котором были Троцкий, Ленин и я (никаких Сталиных, дзержинских. — Ю. В.). И Ленин, смеясь, говорил нам: «А не попробовать ли нам сейчас?» Но он тут же прибавлял: «Нет, сейчас брать власть нельзя, сейчас не выйдет, потому что фронтовики еще не наши, сейчас обманутый Либерданами фронтовик придет и перережет питерских рабочих…»

И действительно, вы знаете, что в июльские дни Керенскому и К° удалось привести с фронта солдат против нас. То, что созрело через каких-нибудь два-три месяца, не созрело еще в июле месяце. Преждевременный захват власти в июле мог стать роковым. И Ленин понял это раньше других… Во всяком случае, ни на одну минуту Ленин не колебался в вопросе о том, должен ли пролетариат в нашей революции брать власть. А если колебался, то только в сторону того, нельзя ли это сделать раньше…»

Ни у кого в целом свете нет понимания грядущего — только у Ленина.