Светлый фон

«С первых дней своего приезда в Питер он тщательно следил за экономической разрухой. Он дорожил знакомством с каждым банковским служащим, стремился проникнуть во все детали банковского дела. Он знал хорошо о продовольственных и иных трудностях…»

Слышал вождь, как недомогает Россия. Каждый миг знал, в каком состоянии и есть ли надежда для них, большевиков. Свое лечение приготовил, все «инструменты и порошки» держит наготове.

«И Ленин, смеясь, говорил нам: «А не попробовать ли нам сейчас?»…»

Власть — для счастья трудящихся. Архиважно взять!

Это не беда, что не соответствует Россия такому броску и вообще разольется море крови и зла. Для исправления и выправления — террор, да при наличии «женевского» устройства, ой как пойдет!.. С ними — террором и «женевским» устройством — проломимся в любое будущее, все станет явью…

Оплошная болезнь, наследственная предрасположенность к склерозу, нервное и умственное сверхнапряжение, а затем и опасное ранение[121] превратили сосуды Ленина в камень, мозг — в разжиженную массу. Получился как бы многократно усиленный удар — и все по одной системе: сосудам. И это тоже не случайно. Сосуды несли основную нагрузку.

«Он (Ленин. — Ю. В.) никогда не относился особенно нежно к буржуазии. Но с начала войны (первой мировой. — Ю. В.) у него появилась какая-то концентрированная, сосредоточенная, острая, как отточенный кинжал, ненависть к буржуазии (к инакомыслию эта ненависть была не меньше, впрочем как и презрение к интеллигенции. — Ю. В.). Казалось, он даже переменился в лице…»

Ю. В.) Ю. В.) у Ю. В.).

Ленин, находясь в эмиграции, пользовался дарами ненавистного буржуазного строя [122]. Зато советский строй всем свободам сразу придал выдержанный классовый характер. И уж какие там заграницы! Лагеря, проволока, овчарки, убийства…

Суров, но справедлив был Главный Октябрьский Вождь. За малейшее несогласие или непокорность карал смертью, в лучшем случае высылкой. Был заворожен призраком всеобщего рая и благоденствия.

«Нечего и говорить о том, что Маркс является самым любимым писателем Ленина, как его любимым русским автором является Н. Г. Чернышевский…»

О вкусах, разумеется, не спорят.

Справедливости ради следует признать, что все последующие авторы далеко превзошли Зиновьева в лизоблюдстве. Это и понятно: кормит подобная литература сверх всякой меры и вообще дает надежное место и звание, даже в «науке».

Ну, а в том, что личные вкусы вождя стали обязательными для граждан, сомневаться излишне.

Революция не сумела порвать с низкопоклонством. От самых близких людей прихлынула к вождю лесть. Нимб и стал просвечивать — ну, точно через темя, от уха к уху.