Матвей Генрихович поспешно собрался, поднял младшего сына Отто (тоже скульптора) и вызвал своего шофера Сергея Михайловича.

Приехали в Волынское, на ближнюю дачу усопшего вождя. У ворот ждали.

Что поразило Матвея Генриховича — и он это повторял — людей не было видно: ни на дворе, ни в доме. В прихожей их встретил майор госбезопасности. Они разделись, приготовили гипсовую массу, инструмент. Он их и повел за собой. На проваленном диване в нижнем белье грузно лежал Сталин.

Снимать маску Матвею Генриховичу помогали Отто и Сергей Михайлович.

Матвея Генриховича потрясла совершенная пустота дома. За всю работу ни голоса, ни шаги не нарушили тишины. Казалось, дом покинули люди, и ни единой живой души, даже прислуги — одна звеняще-сверлящая тишина…

Не вид Сталина, а эта тишина и пустота потрясли тогда старшего Манизера. Он рассказывал мне об этом спустя семь с половиной лет все с тем же удивлением, граничащим с ужасом.

После сеанса позирования домой меня вез Сергей Михайлович. Я напомнил ему о той ночи в Кунцеве с мертвым Сталиным. Сергей Михайлович сказал:

— У него очень отросла щетина, и, когда снимали гипс с лица, сильно трещал волос. Было очень не по себе. А щетина — рыжеватая, с сединой. А сам Сталин — ожиревший, лицо спокойное, без следов страдания.

Я мог его хорошо представить — после сеанса Матвей Генрихович дал в руки мне гипсовую маску. Я потом сделал фотографию.

Сергей Михайлович рассказывал (говорил быстро, живо, поворачиваясь ко мне. В стеклах очков смещались отражения улицы):

— А дом пустой! Понимаешь — ни души! Я так думаю: там действительно был один этот майор. Всем было плевать на Сталина, он же мертвый. Все его бросили — и Слуги, и слуги…

Он помялся, испытующе взглянул на меня и продолжил:

— И те Слуги — из политбюро, в чинах. Эти убежали власть делить. А он валяется один, и никого рядом, ни души. — И повторил: — По-моему, тот майор был на весь дом один[126].

А я вспомнил рассказ знакомого врача. В морге он увидел мертвеца, на ноге которого химическим карандашом было криво написано: «Мехлис».

Труп валялся один, никому не нужный. Цепной пес Сталина. Пожалуй, самый злобный…

Мехлис умер за несколько недель до кончины Хозяина. Пес так пес…

Врач, в общем-то человек тертый, испытал тогда потрясение: перед ним лежал самый близкий слуга Сталина. Смерть сразу проставила свои величины, установила свою иерархию подчинения и значимости каждого.

«И эта маленькая гнида решала судьбы миллионов людей! Я стоял и смотрел, смотрел…»

Он говорил мне: «Я на него смотрел и не мог оторваться. Минут десять смотрел».