— Мне просить слова? В обход Ардерика и…

— Маркграф Оллард и Ардерик много сделали для Севера, но они южане. Север же должен говорить устами местных.

— А разве можно просить не от имени барона?

— Конечно. Дело мужчин — сражаться. А предлагать мир должна женщина. Согласен, Кайлен?

— Но вы тоже сражались. Все говорят, что зимой вы вели людей в бой!

— Именно поэтому я рассчитываю, что моя просьба будет услышана. Шейн знает, что Хозяйка Севера предлагает мир только один раз, и просьба не унизит ни меня, ни тебя, моего посланника.

— А если переговоров не будет? Или меня не возьмут?

— Тогда отдай камни маркграфу, пусть сам решит, как поступить. Не трудись исполнить поручение любой ценой, не подвергай себя опасности.

Мальчишка чуть не приплясывал от радости и нетерпения. Но держал лицо до последнего:

— Уверен, в Эслинге есть более достойные воины для столь почётного поручения.

— Есть. Но видишь ли, Кайлен, барон слишком долго давал понять, что ради мира готов на всё. Слова его людей прозвучит недостаточно весомо. Я же не прощу Шейну ни одной отнятой жизни, ни одного сожжёного зерна. А ты ныне — щит и меч Империи, урождённый северянин, и к тому же превосходный воин, которому пора завоевать себе имя. Кому, как не тебе говорить моими устами и устами всего Севера!

Мальчишка ушёл, млея от оказанной чести. Элеонора представила лица Ардерика и Олларда, их негодование, отчего не сказала, не отдала камни… Ещё и ещё раз представила, как всё пройдёт. Её маленький сюрприз точно не должен ничего испортить.

Шум на улице вывел Элеонору из размышлений.

— Гонец, гонец, пропустите! — неслось по двору.

Элеонора с трудом подавила нетерпение. Гонец ввалился в покои и замер на пороге с особенно дурацкой миной.

— Всё благополучно, госпожа! — протараторил он. — Все живы! Точно вам говорю!

Элеонора нахмурилась:

— Что стряслось?

— Все живы, госпожа! — повторял гонец с такой широкой улыбкой, что у Элеоноры дрогнули руки: несомненно, случилось что-то очень, очень скверное.