В этом была жестокая насмешка судьбы. Но не сам же Гас воздвнгнул стену, что пролегла между ними. Еще в Рагби он заставил себя примириться, как с неизбежностью, с неловким положением, в котором очутился, решил не отягощать свою совесть бесплодными угрызениями и твердо отринул всякое чувство вины.

Лавди собирала малину, укрывшись в малиннике, огороженном и накрытом сверху защитной проволочной сеткой. Хорошо, что можно было заняться чем-нибудь в такой ужасный момент. Тревога и страх за тетю Лавинию нависли над домом подобно тяжелой грозовой туче, тень от которой омрачила всех и вся. Для ее отца даже новости отошли на второй план, и теперь, вместо того чтобы слушать радио, он висел на телефоне: говорил с доктором, звонил Диане в Лондон, передавал в Шотландию сообщения Афине, заботился о том, чтобы круглые сутки в Дауэр-Хаусе дежурила сиделка. Небольшая дискуссия разгорелась по поводу того, следует ли везти тетю Лавинию в больницу, но в конце концов решили, что, учитывая физическую нагрузку, связанную с поездкой в карете «скорой помощи», и стресс, который вызовет у больной незнакомая обстановка, эта затея скорее всего принесет больше вреда, чем пользы, так что пусть уж лучше Лавиния остается на месте — в своем собственном доме, в своей собственной постели.

Впервые Лавди столкнулась с болезнью, которая могла иметь смертельный исход. Разумеется, люди умирают, это было ей известно. Но только не ее родные, только не тетя Лавиния. Время от времени Лавди делала над собой титаническое усилие и пыталась вообразить себе жизнь без старенькой леди, но та всегда была такой неотъемлемой частью Нанчерроу, а ее влияние на всю семью — таким сильным и благотворным, что одна только мысль об этом приводила в отчаяние.

Лавди двигалась вдоль кустов, срывая сладкие красные ягоды обеими руками и бросая их в крепкую корзину, которую привязала к талии. День был в полном разгаре, светлый и солнечный, но с моря тянул пронизывающий ветер, поэтому она надела старый свитер Эдварда, полинявший и штопанный. Свитер был ей слишком длинен, чуть ли не доходил до подола хлопчатобумажной юбки, но солнце падало на плечи, пригревая через толстую шерсть, и Лавди была благодарна за такое братское утешение.

Она была одна — после обеда отец, Эдвард и Мэри Милливей отправились в Дауэр-Хаус. Папчик договорился о встрече с доктором, Эдвард собирался немножко посидеть с тетей Лавинией, а Мэри пошла с ними, чтобы побыть с бедняжкой Изобель. Посидят на кухне, выпьют чаю. Возможно, Изобель нуждается в утешении больше всех. Они с тетей Лавинией прожили вместе больше сорока лет. Если тетя Лавиния умрет, очень вероятно, что Изобель без нее тоже долго не протянет.