VI

Дубравину показалось, что он только что лег и сразу, будто кто-то толкнул его, проснулся. Похоже, так оно и было. Потому что утро только начиналось. Весь лагерь спал.

Он вылез наружу. Побрел к столу с остатками вчерашнего пиршества. Достал бутылку «Боржоми». И приложился к горлышку. Попутно оглядел берег, где шло вчерашнее представление. Деревья стояли зеленой стеной. Солнце томилось где-то за ними.

Уселся за стол. Хотелось есть. Но только он положил в рот кусочек холодного вчерашнего шашлыка, как обнаружил то самое «окно». В густом, пестро-зеленом занавесе из листвы увидел круг, в котором листья за ночь словно завяли, свернулись в трубочки и высохли.

«Интересно!» — подумал он, вглядываясь.

Через десяток-другой секунд в это окошко начал вползать солнечный диск. Дубравин смотрел на него, не моргая.

«Надо же, — подумал он, — я снова смотрю на него, как орел смотрит на солнце! Так уже было когда-то в молодости, на теплоходе. Что бы это значило?»

Он обернулся туда, где луч солнца, прорезавший туман, уперся в другой берег. Как раз на уровне, где темнел вход в пещеры.

«Черт возьми! Опять какой-то знак! Он нас торопит. Хочет что-то сказать. Надо поднимать ребят!»

И остановился, пораженный в самое сердце. Прямо между берегами над рекой зависли две радуги. Одна большая красно-сине-желтая. И еще одна меньшего размера. «Радуга! — подумал Дубравин. — Рай-дуга! Наши предки считали ее дорогой в рай!»

Прошли секунды, и под радугами, прямо в прозрачном утреннем воздухе словно завис прекрасный храм. Голографическая картина струилась, двигалась, менялась на глазах: то она стала похожа на Айя-Софию в Стамбуле-Константинополе, то вдруг обросла минаретами по углам.

Прошло еще несколько секунд, и он увидел перед собой Поталу — храм-резиденцию далай-ламы в Тибете.

Затем рисунок превратился в храм Христа Спасителя.

И вдруг перелился в гигантский храм «Лотос» — символ индийского бахаизма.

Потрясенный Дубравин быстро разбудил Людку. Она недовольно заворчала. Но выползла из палатки. И застыла перед входом, ошеломленная увиденными картинами.

Голографическое грандиозное представление закончилось так же внезапно, как и началось.

* * *

На катер грузились лихорадочно быстро. Переплыли реку. Пристали к спрятанному в тени деревьев причалу, от которого тянулась по склону вверх длинная деревянная лестница.

Горохом ссыпались на причал. И дружно гуськом двинулись к чему-то манящему, зовущему вперед. Дубравин, шагая со ступеньки на ступеньку, утомленный чудесами и бессонной ночью, даже думал: «Идем, как по лестнице Якова. Вверх и вверх. Все ли дойдем?»