Ландон вышел в кухню. Все тело ломило, но он словно не замечал. Ему было все равно, что происходит с телом. Важно погасить то тлеющий, то вновь вспыхивающий, но никогда не гаснущий ледяной костер отчаяния.
– Как спалось?
Ландон пожал плечами.
– У вас же есть стационарный телефон? Мне надо срочно позвонить.
– Вы уверены? У вас высокая температура.
– Я могу позвонить с мобильника…
– Ни в коем случае! Телефон на письменном столе.
Ландон поднялся на второй этаж. Чем дольше он обдумывал свое решение, тем оно казалось все более неизбежным. Никлас был не только единственным человеком, с кем он советовался в период тяжелого расставания с Ритой. Самое главное, что Никлас – один из немногих, кто открыто протестовал против Партии Здоровья. “Упсальская Новая газета”, где он работал, подвергала нещадной цензуре его статьи.
Они не встречались и даже не разговаривали друг с другом уже несколько месяцев. Никто, кроме Никласа, не знал, что Рита звонила Ландону перед смертью, и смотреть ему в глаза… примерно как читать собственный смертный приговор. К тому же обличительный пыл Никласа в последнее время заметно поугас. Ландон даже не был уверен, работает ли он по-прежнему в “Упсальской Новой”.
Он сел на вращающийся стул и набрал номер.
Через час у него в одной руке был клочок бумаги с телефоном Ханса Кристиана Миккельсена, а другая сжимала старинную, очень удобную трубку.
– Невозможно поверить, – чуть не стонал Миккельсен. – Невозможно поверить…
Ландон промолчал. В течение часа он повторил свой рассказ дважды. С каждым разом история казалась все более невероятной.
– А вы уверены, что бойня работает?
– Да. Не знаю… что-то там происходит. Какие-то машины…