В квартиру на втором этаже надо было подняться по шаткой наружной лестнице. Дверь на стук Тик открыла толстуха без лифчика под футболкой и с немытыми волосами; выглядела она слишком молодо, чтобы иметь дочь шестнадцати лет. Когда она распахнула дверь, на Тик повеяло нездоровым горячим воздухом, а за столом у кухонного окна она увидела мужчину, на вид ровесника ее отца, в сетчатой майке без рукавов, угрюмо, сосредоточенно изучавшего рекламу “Уоллмарта” в Фэрхейвене.

– Эй, дебилка! – крикнула женщина через плечо, поздороваться с Тик она не удосужилась. – Кэнди! К тебе гости! – И скрылась в недрах квартиры, предоставив Тик самой решать, входить ей или нет.

Эта ужасная женщина побудила Тик увидеть недавнюю ссору с матерью с совершенно иной точки зрения.

Кэндис выглянула из кухни, и лицо ее посветлело, но тут же потемнело от недоумения и смущения: что привело девушку вроде Кристины Роби в их облезлый, загаженный район? Удивление Кэндис было велико, но не более, чем в сентябре, когда та же девочка записалась на уроки рисования вместе с ней и прочими “дятлами”.

– Привет, – выдавила она извиняющимся тоном.

– Может, нам все-таки прогуляться вдоль реки?

– А то, – опять просияла Кэндис, словно ей сделали предложение, о котором она мечтала всю жизнь.

– Между прочим, – сказала Кэндис, когда они спустились по крутому берегу к реке, – я теперь влюблена в Джастина.

Октябрь выдался сухим, уровень воды понизился, обнажив камни, и девочки, прыгая с одного на другой, оказались почти посередине русла. Поначалу им казалось, что они сумеют допрыгать до другого берега, но Тик обнаружила, что чем дальше, тем больше расстояние между камнями. Да и ветер здесь был колючее, чем у высокого берега, поэтому они сменили направление и двинули вниз по течению к излучине. Там, у извилистой зазубренной береговой линии, будет легче прятаться от ветра.

– Джастин, – сказала Тик, когда они наткнулись на два больших камня и присели отдохнуть. Она улыбнулась, представив их вместе. Тот самый Джастин, что почти весь триместр изводил Кэндис, живописуя, сколь чудовищно втюрился в нее Джон Восс. Вряд ли Кэндис сознает, подозревала Тик, что, перепархивая от мальчика к мальчику – эмоционально, если не физически, – она подражает своей матери.

– Он реально любит меня, – объяснила Кэндис, словно чувства парня были решающим фактором, а ее чувства уже дело десятое.

– А что Зак?

– Похоже, будет драка, когда он выйдет из больницы, – тоном человека, покорного судьбе, ответила Кэндис.

Как ни странно, драки из-за нее не были фантазией Кэндис. На этой неделе в старшей школе – точнее, прямо за оградой – объявился ее бывший парень Бобби из Фэрхейвена, который, по уверениям Кэндис, сидел в тюрьме; он искал Зака, не зная его в лицо и понятия не имея, что парня, которого он намеревался отмутузить, тем утром положили в больницу с заражением раны на голени. Почему-то Зак слишком долго тянул с визитом к врачу и утверждал, что не помнит, где он получил эту рану, скорее всего, на футбольной тренировке. По мнению врача из скорой помощи, рана не походила на футбольную травму, и он немедленно назначил парню антибиотики. Тем не менее температура у Зака отназывалась снижаться, и вчера его не выписали из больницы, хотя доктора пообещали Заку и его отцу, что если температура не взметнется, то они отпустят парня в пятницу, чтобы он беспрепятственно сыграл в субботу в последнем матче сезона на своем поле.