Шериф открывает глаза, смотрит на главного управляющего и, выдержав многозначительную паузу, чуть пожимает плечами. Главный управляющий хмурится и поворачивается к Марлене.

Выдержав не более пяти секунд, он отступает и поднимает руки вверх, признавая свое поражение. Да у него на лбу написано: «Сдаюсь!» Марлена упирает руки в боки и ждет, буквально испепеляя его взглядом. Он краснеет и отдает какой-то приказ своим людям, держащим лошадок под уздцы.

Марлена дожидается, пока их отведут обратно в зверинец, и гордым шагом направляется обратно, к вагону номер 48.

Боже правый. Теперь я не просто безработный и бездомный. Теперь у меня на руках беременная женщина, осиротевшая собака, слон и одиннадцать лошадей.

Я возвращаюсь на почту и еще раз звоню декану Уилкинсу. На этот раз он молчит куда дольше. А потом, запинаясь, начинает оправдываться: ему очень, очень жаль, может быть, он и хотел бы мне помочь, и, конечно же, он не возражает, чтобы я приехал и сдал выпускные экзамены. Но он просто не представляет, что делать со слоном.

Вернувшись, я начинаю паниковать. Оставить Марлену и животных здесь и уехать в Итаку сдавать экзамены попросту нельзя. А что, если шериф за это время предаст наш зверинец? Допустим, мы можем на время пристроить куда-нибудь лошадей, Марлена с Дамкой поживут пока в гостинице, но Рози?

Я обхожу площадь по дуге, петляя среди разбросанных тут и там свернутых шатров. Рабочие «Братьев Несци» под наблюдением своего начальника разворачивают части шапито. Похоже, проверяют, нет ли дыр, прежде чем назначить цену.

Когда я поднимаюсь по лесенке в вагон номер 48, сердце у меня бешено колотится, а дыхание учащается. Мне нужно успокоиться и хотя бы ненадолго отвлечься от этих навязчивых мыслей. Так не пойдет. Нет, так не пойдет.

Я распахиваю дверь. К ногам подбегает Дамка и глядит на меня с трогательным выражением — смесью недоумения и благодарности. Она нерешительно виляет обрубком хвоста. Я наклоняюсь и треплю ее по голове.

— Марлена! — зову я, выпрямляясь.

Она выходит из-за зеленой шторы. Вид у нее озабоченный, она ломает пальцы и не смотрит мне в глаза.

— Якоб! Ох, Якоб… Я только что сделала такую глупость.

— Какую? Ты имеешь в виду лошадок? Ничего страшного. Я уже в курсе.

Она тут же поднимает на меня глаза.

— В курсе?

— Я за вами наблюдал. Нетрудно было догадаться, что происходит.

Она краснеет.

— Прости. Понимаешь, я… ну, не могла устоять. И не подумала о том, что делать с ними дальше. Ты же знаешь, как я их люблю — разве я могла смириться с тем, чтобы их забрали?

Он ничуть не лучше Дядюшки Эла.