И вот ты здесь, сказал британец.
И вот я здесь, совершенно верно, сказала она.
И вот я тоже здесь, сказал вермонтец. Разве я просил, чтобы меня родили с желанием заниматься сексом с детьми? Я за собой такого не помню в материнском чреве. Разве я не боролся с этим желанием? Решительным образом боролся. Сильно. Изо всех сил. Никто из родившихся с таким желанием не боролся с ним с такой силой, как я. Покинув предыдущее место, разве я не пытался доказать свою невиновность тем, кто преследовал меня?
Я полагаю, пытался, сказала женщина.
Конечно, пытался, негодующе сказал вермонтец.
И как они реагировали? — спросил британец.
Не очень хорошо, ответил вермонтец.
У нас было достаточно времени подумать обо всем этом, сказала женщина.
Слишком много, сказал вермонтец.
Слушайте, пропел шепелявый бас. Когда мы с Мэри прикончили ребенка, то считали, что сделали это во благо. Честно! Мы любили друг друга; ребенок был тут ни при чем; он мешал нашей любви; замедленное развитие этого существа (ребенка) препятствовало естественному проявлению нашей любви (мы не могли отправиться в путешествие, не могли пообедать вне дома, почти никогда не имели ни малейшей степени приватности), и потому казалось (нам в то время), что исключение отрицательного влияния, коим был ребенок (путем отпускания его в воды Фернис-Крик), освободит нас, даст возможность любить сильнее, жить более полноценно, а его избавит от страдания, неизбежного по причине его вечной неполноценности; к тому же, освобождая ребенка от страданий, мы увеличивали всеобщее счастье.
Вам это так представлялось, сказал британец.
Да, представлялось, воистину представлялось, сказал шепелявый бас.
Вам и сейчас так представляется? — спросила женщина.
Не в такой мере, печально ответил шепелявый бас.
Значит, ваше наказание дает требуемый результат, сказала женщина.
преподобный эверли томас
Мы были такими, какими были! — пролаял шепелявый бас. Как мы могли быть другими? Или, будучи такими, как могли