Вскоре все ящики с пивом были опустошены. Мужчины ослабили галстуки, многие и вовсе сняли их, скинули пиджаки, оставшись только в брюках, закатали рукава рубашек и, обхватив за плечи ближайшего соседа, принялись горланить песни. Ее отец просто упивался происходящем, задавая тон веселью. Глядя на него, можно было не сомневаться: он счастлив, можно сказать, вне себя от счастья!
Пара тетушек, из числа тех, кто переусердствовал с шерри, уже дрыхли вовсю с раскрытыми ртами в задней комнате, и их головы нелепо болтались из стороны в сторону, сминая кружевные салфетки, которыми были застланы спинки стульев. Миссис Харрисон вертелась вокруг буфета, из которого стремительно убывало съестное. Впрочем, кажется, она уже успела обшарить весь дом и своим глазом увидеть внутренний декор всех комнат. А что, коль представился такой удобный случай? Джоан носилась как угорелая между кухней и застольем, на ходу ловила комплименты гостей, не сильно вникая в их смысл, словно то были не похвалы, а бабочки для коллекции, которой она займется позднее, когда у нее появится свободное время. Она подкладывала на опустевшие тарелки куски пирога со свининой, хрустящие ломтики жареного картофеля, щедрой рукой насыпала соленые крекеры в пластмассовые миски.
Дот незаметно вышла из комнаты и направилась наверх, осторожно миновав свою новоявленную племянницу по линии мужа, которая вовсю миловалась на лестнице с каким-то парнем. Очутившись в своей комнате, впрочем, уже не своей! – она первым делом переоделась в коротенькую вязаную юбку серого цвета и тонкий свитерок с высоким воротом. Подвенечное платье повесила на плечики в шкаф, в последний раз коснувшись пальцами атласной ткани. Пустая трата денег, только и всего!
Ей показалось, что кто-то скребется в дверь, а уже в следующее мгновение дверь широко распахнулась. В первый момент Дот рассчитывала увидеть перед собой раскрасневшееся лицо матери, но это была не Джоан.
– Решила спрятаться здесь? – Уолли стоял на пороге, засунув руки в карманы и расправив плечи. Он изо всех сил старался вести себя по-хозяйски, как и положено мужу, но по всему было видно, что ему неловко.
И снова Дот поймала себя на желании немедленно выпроводить его вон из комнаты, и снова тут же спохватилась, что не имеет права так себя вести. Ведь отныне она принадлежит ему. Она молча плюхнулась на свою девичью кровать, словно ноги больше не держали ее. Боже! Как же ей неуютно! Нервы напряжены до предела. Еще ни разу в жизни порог этой комнаты не переступал парень, и вот оно случилось! Нельзя сказать, что Дот это понравилось.