Но и то, что Дот увидела перед собою, производило просто удручающее впечатление. Разве можно пережить в такой ужасной обстановке даже одну ночь, да еще рядом с этим человеком? Она молча взглянула себе под ноги: голый бетонный пол. Повсюду брызги белой краски, следы, оставшиеся после побелки потолка. Эти брызги почему-то напомнили ей слезы, ее собственные слезы.
– Уолли! Почему ты женился на мне?
Впервые за весь этот бесконечно долгий день она заговорила с мужем, обратилась к нему напрямую, и, кажется, ее вопрос застал его врасплох.
Уолли тупо уставился в пол, как будто там, среди этих пятен и брызг, можно было найти ответ, понятный им обоим.
– Ты же красивая! На такой любой захотел бы жениться!
Она взглянула на Уолли. Его комплимент не растрогал ее, не растопил сердце. Она вообще ничего не почувствовала, разве что жалость, причем к ним обоим. В сущности, они ведь оба попали в одну и ту же западню. Правда, он исключительно по собственной воле.
– А тебе не кажется, что прежде чем жениться, людям не мешает как следует узнать друг друга? Не говоря уже о любви…
– Думаю, со временем мы узнаем друг друга. И любовь придет… тоже со временем… если мы сами захотим этого… если будем совместно строить нашу общую жизнь…
Дот лишь молча кивнула головой. Ей вдруг почему-то не захотелось обижать Уолли, лишать его той слабой надежды, которая только что прозвучала в его словах. Пожалуй, это было бы слишком жестоко с ее стороны.
Наверное, пройдет много времени, – очень много! – прежде чем они снова вернутся к обсуждению этой темы.
Дот почистила зубы в холодной ванной, долго возилась над керамической раковиной бледно-зеленого цвета с непривычными ей кранами, потом переоделась в нейлоновую ночную сорочку. Подол моментально прилип к ногам. Дот попыталась оторвать материю и почувствовала легкое покалывание на коже, послышался слабый треск электростатического разряда. Дот причесала волосы, присыпала тальком подмышки и быстро шмыгнула в спальню, стараясь остаться незамеченной. Уолли сидел на матрасе, прислонившись к стене, и курил. Лампа была выключена, но оранжевый свет уличных фонарей лился через окна, создавая в комнате светящийся полумрак.
Дот, преодолевая тошноту, с некоторым любопытством уставилась на голый торс мужа. Какой же он худой! Но тело жилистое, мускулы крепкие, и живот плоский, мускулистый, пупок прямо наружу выпирает. Кожа какая-то полупрозрачная… и через нее отчетливо видны багровые вены, изгибающиеся в разные стороны. Издали это похоже на паутину. Трудно представить себе, что это тело видело когда-нибудь солнце. Дот невольно сравнила его с телом мужчины, единственного мужчины до мужа, которого она видела обнаженным. Впрочем, о каком сравнении можно вести речь? Сияющая шоколадная кожа Сола, буквально пропитанная солнцем, сильные руки, широкая мускулистая грудь, на которую она любила класть свою голову, чувствуя себя в такие минуты особенно покойно и уютно. Как дома! А здесь… Ничего общего! Но, может быть, это и к лучшему… Некая мизерная милость, проявленная к ней свыше. Потому что если бы Уолли был хотя бы в чем-то, хоть отдаленно похож на Сола, было бы еще горше. А так – никакого сходства! Если Сол был теплым, то Уолли – холодным, как лед, если Сол олицетворял собой силу, то Уолли – это сама слабость, если Сол – это любовь, то Уолли – лишь безразличное равнодушие.