Бородач согласился. Эмили Коппин с ученым видом покивала.

В этом и суть, продолжала она. Ну есть, допустим, окружающая среда, причины, неуважение. Так? Например, в биологии? Нейропластичность. Но она не есть зло. Плохо, конечно, если мы станем ее жертвой, а если мы, например, станем жертвой маньяка? Страшно подумать. Но это лишь химический дисбаланс, какие-то ошибки в нейронных передатчиках, то есть сумятица в мыслях. Мы не называем злом минестроне, в котором тоже всего понамешано?

Нет, вставила Пия. Мы называем его «жидкий кетчуп с комками».

Вот именно. Спасибо, Пия.

Мне хотелось рассказать Эмили Коппин про освежеванный труп. О том, во что мы можем превратиться. О том, как я читал сказки Бо. Необъяснимое желание. Непостижимое. Невыразимое словами, как и автобиография. Но я лишь обозначил свое несогласие.

Зло – понятие относительное, Киф, заявила Эмили, впиваясь в меня непреклонным взглядом. Ее мутные глаза, еще больше потускневшие, напоминали грязные лужицы на асфальте.

Вы так считаете?

Тому есть научное подтверждение. Зло – конструкт старых иудеохристианских представлений. В которых Бог предстает белым, а дьявол – черным.

Бородатый улыбнулся. Эмили тоже. В конце концов, она как американская писательница по определению тяготела к морализаторству и хотела жизнеутверждения, ответов на все вопросы, уверенности, знаний, а ее герои в силу происхождения и психической организации укладывались в удобные рамки объяснений и неопровержимых истин.

И что я мог ей сказать? Что испугался и до сих пор напуган случившимся, что для меня нечто изменилось и никогда уже не станет прежним? Что нечто сломалось у меня внутри, сломав и меня самого?

Ну кто я такой, чтобы судить? – улыбнулся я, разводя руками. Всего-навсего продюсер австралийских реалити-шоу.

Теперь мне уже казалось, что сильную сторону Эмили составляют не трогательные прикрасы, а интуиция. Превратив разговор в состязание и одержав победу, она восстановила естественный порядок вещей. В этот момент бородатый выбросил вперед руку, схватился за воздух и тут же раскрыл ладонь, бросив на пол раздавленную муху. Эмили снова рассмеялась, а потом вместе со своим другом перешла от нас к небольшому кружку в дальнем конце стойки, где витийствовал известный актер.

5

Вроде бы девяносто второй год был совсем недавно, выговорил я, вглядываясь в дальний конец бара. Но среди сильных мира сего уже есть такие, кто тогда еще не родился.

Насколько я помню, сказала Пия, именно в те годы время, как безумное, внезапно ускорилось. Потекло с безумной быстротой. Все вокруг резко изменилось. Людей охватил бессмысленный оптимизм, они говорили, что время устремлено к чему-то важному. Неясно, к какой точке, но к очень важной. Если надавить, они начинали мямлить что-то про демократию.