Ей явно хотелось сделать какое-то важное признание, а у меня не было причин ее отговаривать.

Можно кое-что сказать, Киф?

Конечно.

Меня не колышет, честное слово. Возможно, на твоем месте я поступила бы точно так же.

Пия наклонилась еще ближе, впившись в меня испытующим взглядом. Через мгновение я понял ее чувства. В равных долях – безысходность и восхищение. Морщинки вокруг ее глаз наполнялись слезами. Пару раз моргнув, она запрокинула голову.

Думаю, ты убил его, Киф. Но это не убить. Правда?

Я видел, что Пия искренне верит, что так все и произошло; ей необходимо было верить.

Правда, сказал я. Это не убить.

Глава 21

Глава 21

1

Все, с кем я встретился в тот вечер, оказались мне чужими. Они утверждали, что знают меня, и тепло приветствовали, как доброго старого друга. Но я их не узнавал. Их тела мучительно балансировали между вздутием и сжатием, а лица были какими-то отсутствующими. Поначалу казалось, что все они в масках – причудливых и по большей части застывших в изумлении. С эрозией организма все лишнее ушло. С ними происходило нечто, о чем они не знали, а сейчас все уже было закончено. И как бы в качестве последнего приговора добродетели и пороки нивелировались, проявляясь в виде обвисших щек, пустых слезливых глаз и истончившейся, вялой кожи. Обнимавшие меня руки были дряблыми, ввалившиеся щеки – необычно сухими, а настрой этих людей и отношение можно описать лишь как усталое смирение. Увидев тем же вечером и свое схожее отражение в оконном стекле паба, я с ужасом понял, что время не пощадило и меня – вынесло мне свой приговор, столь же суровый, как и для всех. Прошло слишком много времени, и я стал другим.

Назад возврата нет.

Оглядывая бар, я не узнал белесого человека, чуть ли не альбиноса, который, улыбаясь во весь рот и приветственно подняв руку, направлялся ко мне шаркающей походкой. Даже с поправкой на минувшие десятилетия узнать его почти невозможно. Он стал меньше ростом, был замотан шарфом и глубоко натянул вязаную шапку. Волос на голове не имелось. Не было ни бровей, ни ресниц – они выпали за шесть курсов химиотерапии, пройденных им на тот момент. Даже умирая, Рэй, как во времена, когда жил полной жизнью, ни в чем не знал меры.

2

На одну эту ночь я прилетел в Хобарт. Старый, неприветливый, дерьмовый Хобарт. Прощание (так он сам называл нашу встречу) с Рэем происходило в ярко освещенном пивном баре, единственным плюсом которого были столы для бильярда. Снаружи в окна то и дело бил снег с дождем, превращая потоки уличного движения в растворяющиеся радуги. Рэй был похож на умирающую черепаху: глаза навыкате, карцинома лица, вместо прежде широкой грудной клетки – грушевидная раковина. Но больше всего поразило меня нечто другое. Поразил его мягкий, добрый юмор.