Метратон опять опускается на свой хрустальный трон, пудель принимает свою излюбленную позу у нее на коленях.
– Отчего у тебя развился талант? Ты страдал из-за того, что вы с Тома братья-близнецы, из-за того, что стремился любым путем продлить жизнь своего деда, из-за пренебрежения к твоим журналистским открытиям, из-за того, что у тебя чуть не отобрали лицензию, из-за невнимания к твоему труду романиста. Все это превратило тебя в бунтаря, вдохновенного бунтаря.
Отчего у тебя развился талант? Ты страдал из-за того, что вы с Тома братья-близнецы, из-за того, что стремился любым путем продлить жизнь своего деда, из-за пренебрежения к твоим журналистским открытиям, из-за того, что у тебя чуть не отобрали лицензию, из-за невнимания к твоему труду романиста. Все это превратило тебя в бунтаря, вдохновенного бунтаря.
– Получается, без страданий не бывает творчества?
– Получается, без страданий не бывает творчества?
– Бывает, но редко. Один из моих любимых живописцев, англичанин Уильям Тернер, был счастлив в браке, богат и знаменит, тем не менее все время искал обновления, оригинальности, вдохновения.
– Бывает, но редко. Один из моих любимых живописцев, англичанин Уильям Тернер, был счастлив в браке, богат и знаменит, тем не менее все время искал обновления, оригинальности, вдохновения.
– Если я должен перевоплотиться, то это именно то, чего я хочу: творить без боли.
– Если я должен перевоплотиться, то это именно то, чего я хочу: творить без боли.
Старушка в берете с розовыми помпонами долго молчит, пристально глядя на своего собеседника.
– Кто меня убил? – выпаливает Габриель.
Кто меня убил?
– Наконец-то! Я все ждала, когда ты решишься об этом спросить. Ведь именно ради этого я разрешила тебе меня навестить.
– Наконец-то! Я все ждала, когда ты решишься об этом спросить. Ведь именно ради этого я разрешила тебе меня навестить.
– Кто?
– Кто?
Она гладит пуделя.
– Я.
Я
Габриель не верит своим ушам. Метратон снова выдерживает долгую паузу.