Ответ не заставил себя ждать:
– Управляющий вас ожидает.
– Принесите мне мой пакет, – Ребман подал официанту номерок из гардероба.
– Сию секунду!
И началась торговля. Завидев такой прекрасный товар, управляющий от удивления широко раскрыл не только глаза, но и рот. Ведь он лучше Ребмана знал толк таким сигарам:
– Позвольте узнать адрес поставщика?
Ребман видит, что теперь все в его руках, – до сих пор он не был в этом вполне уверен, – и размышляет. Собственно говоря, он собирался запросить цену, соответствующую реальной стоимости товара, при этом он совершил бы хорошую сделку и остался бы доволен собой. На всякий случай он дал понять, что сигар мало и они быстро расходятся. Но, заметив особый блеск в глазах управляющего, подумал: «Вот она, дойная корова! И с ее обильного молока я желаю снять свои сливки, до других мне теперь и дела нет!» Он, не краснея, называет цену, накинув для себя по два рубля со штуки, объясняя это тем, что поставщику нужно посулить больше, чем тот может взять с «Яра», иначе интереса не будет.
К его большому удивлению, управляющий согласен на все:
– Сколько коробок я смогу получить? Где можно забрать товар?
– Для начала предлагаю пятьсот штук. Но забрать товар вы не сможете, мне его уступают только на том основании, что поставка предназначена для моих соотечественников. Я ведь тоже…
– Так я и думал! – смеется управляющий. – Только среди американцев встречаются такие отличные предприниматели!
– И я выступаю посредником между вами, – продолжает Ребман, не поддаваясь на уловку, – только для того, чтобы сделать приятное своим землякам. Если вас устраивает цена, я принесу товар завтра или послезавтра в течение дня.
– Лучше завтра, чем послезавтра, а еще лучше сегодня, чем завтра, – ответил управляющий.
– Я готов, – расслабившись, усмехается Ребман, не понимая того, что управляющий и по такой цене получает сигары почти даром, потому что русские деньги, которыми он за них рассчитывается, уже почти не имеют никакой ценности.
Вернувшись домой, Ребман сосчитал, что за сегодняшний день заработал дополнительно тысячу рублей. «Хорошая осень, – потирает руки он, – это достойная компенсация за два с половиной месяца лишений!»
Затем он переоделся и пошел в клуб. Это теперь единственное место, где он себя чувствует хотя бы наполовину дома. У пастора он хотя и бывает, но там все не так, как в старые добрые времена. Нина Федоровна ему уже больше не мать, которой он все доверял. Он теперь никому ничего не рассказывает, а если спрашивают, чем занимается и есть ли у него заработок, только отмахивается: мол, как-нибудь выкручусь! Ни в театр, ни в кино он с ними вместе больше не ходит. И вообще если выходит, то только с Михаилом Ильичом.