– Я хочу напомнить тебе, избранница моего господина, чтобы ты сама стала тем огнем, который обогреет моего владыку, тем ветерком, что породит в нем бурю. Чтобы ты была для него облачком; и подобно тому, как пролившийся из облачка благодатный дождь поит иссохшую землю влагой – так и ты утолишь его жажду. Будь для него улыбкой, вызывающей восторг, надеждой, которая наполнит смыслом его жизнь. Родником, дающим начало рекам и морям, по берегам которых селятся народы и возникают государства.

– Зачем это мне делать, учитель? – Нанаи крепко сжала руками глиняные таблички. – Зачем это мне, если бы даже я и смогла стать всем этим?

Скульптор улыбнулся.

– Если ты сумеешь стать для него всем этим, мой господин обретет в тебе источник силы, ты сделаешь его неуязвимым, ты, будешь для него словно алмазный перстень. Он тебя боготворит, а за любовь платят любовью.

– Любви я не противлюсь, Гедека. Напротив, нынешняя весна словно околдовала меня. Но стоит мне подумать о любви, как охватывает меня недоброе предчувствие – что, если наш дворец посетит владычица подземного царства и унесет с собой персидского князя? Он не в силах долго противиться судьбе. И тогда для меня наступит самое ужасное, отчего уже теперь леденеет сердце. Нет, смерть меня не страшит, но я не хочу умереть, не избавившись от проклятья. Оттого не смею я радоваться, хотя в сердце моем расцветает весна. Оттого боюсь признаться, что втайне жду своего господина, жду, как светильник, в котором вот-вот зажгут пламя… и замираю при мысли, что Набусардар, возвратившись, велит казнить Устигу.

– Ну, а если б ты верила, что он дарует ему жизнь?

Нанаи глубоко вздохнула.

– Ты могла бы больше верить Непобедимому. Набусардар – человек чести, и если он обещал помиловать Устигу, можешь ему поверить. Уезжая, он наказывал нам беречь Устигу как зеницу ока – иначе всем несдобровать.

– Какую тяжесть ты снимаешь с моей души, учитель! Ведь с тех пор, как я отдала Устигу в руки солдат Набусардара, совесть беспрестанно мучает меня!

– Поверь, – продолжал скульптор, – для него самого выгоднее сохранить Устиге жизнь. Но спокойствия ради попроси его об этом еще раз сама.

– Я на коленях буду его просить, развяжу ремни на его сандалиях, буду целовать его ноги и просить-просить…

– Конечно, он не откажет тебе; поверив твоей любви, он исполнит любое твое желание. Я говорю так, потому что знаю его. Но будь осмотрительна, не пробуди в нем подозрений…

Гедека замолчал и вдруг спросил нерешительно:

– Или, быть может, ты любишь Устигу?

– Давно, очень давно, не ведая об Устиге, я отдала свое сердце Набусардару, мой добрый учитель, но не смела поверить своему счастью: меня терзало сознание того, что я обрекла на смерть своего спасителя. Я отклоняла уверенья Набусардара, боясь, что он нарушит свое слово. Но ты убедил меня, я верю его благородству, и мое сердце открыто для него.