С террасы висячих садов Эсигиши – гордости царского дворца – Валтасар восхищенно взирал на растущую громаду, творение, искуснейшее из искусных.
Иногда он увлекал за собой молчаливого Набусардара, и тому приходилось вторить царю, неумеренно превозносившему не только новое сооружение, которое было призвано поведать векам и народам о могуществе и славе сына Набонидова, но и готовящиеся торжества.
Однажды, Валтасар молвил, показывая на арку:
– Это во славу всевидящего, всемогущего Мардука. Священной же троице в ападане я готовлю жертвы еще более богатые.
Набусардару претила мысль о предстоящих торжествах, они казались ему кознями злых духов, признание царя кольнуло его, точно шип терния.
– Тебя, как я погляжу, не очень радуют мои слова и деяния, – заметил Валтасар, поднимая брови. – Не знаю только, что тому причиной – зависть или равнодушие…
– Я уже говорил, что пировать преждевременно, – боюсь, как бы не было беды. Ты прости меня, царь мой. Но арка твоя и впрямь величественна…
– Величественна… – обрадовался царь. – Это жертва Мардуку… Священной же троице в ападане… ну, да поведаю тебе и о том, ты мудр и многоопытен… Решил я в торжественный день принести на алтарь троицы человеческие жертвы. По моему приказанию отобрано сто самых красивых юношей, на сей раз из числа знатных иудеев и прочих чужеземцев.
– Опять кровопролитие, светлейший? Не ты ли говорил, что потому и устраиваешь празднество, что народу больше невмоготу видеть вокруг смерть и кровь?
– Так-то оно так, мой верховный военачальник, только чем же мне тогда удивить две тысячи жрецов да две тысячи вельмож, что соберутся на пир в ападану?
Не в силах больше созерцать потоки крови и пирамиды мертвых тел, Набусардар ответил, в надежде отвратить царя от его намерения:
– Слыхал я на берегах канала Хебар, как поют еврейские юноши. Пусть они развлекут гостей своим великолепным пением, благо ты примирился с Даниилом. Такого сюрприза не преподносил своим гостям еще ни один государь.
– Вот речь мудреца! – воскликнул Валтасар. – Вот совет, достойный царского слуха! Я велю им петь псалмы и хоралы. Один из моих лазутчиков говорил мне, иудей, прославляющий чужого бога, совершает тягчайший грех и навлекает проклятие Ягве на свое племя. На пиру я прикажу псалмами и хоралами славить священную троицу. Ягве отвратится от иудеев и оставит мое царство в покое. Тогда незачем будет отпускать их из плена, хоть я и обещал Даниилу, да и Телкиза уговорила меня; измученный думами о войне, я уступил ей.
– Я рад, что ты согласен обойтись без кровопролития, государь.