– И мне, царь, неведома лишь услада умирания и смерти.

Как некогда богач Зашир-Бел, поднесла она пузырек ко рту, опрокинула в себя его содержимое и, прежде чем Кир опомнился, замертво упала к его ногам.

– Кто эта женщина? – вскричал царь, метнув взгляд на стоявшего поодаль Устигу.

Ему ответили, что это благородная Телкиза, жена Набусардара. Кир закрыл руками лицо и погрузился в безмолвную скорбь.

Улучив минуту, Нанаи склонилась над мертвой и прошептала:

– Ты уходишь в царство теней, ты уходишь к Набусардару.

Царь открыл лицо; смутившись, Нанаи поспешно выпрямилась. Заметив ее движение, Кир осведомился:

– Ты с нею в родстве? Не хочешь ли и ты умереть?

– Нет, царь царей, – взмолилась Нанаи, – я хочу жить смилуйся надо мной, я ношу под сердцем ребенка.

– Желаешь ли ты остаться во дворце или отправиться с изгнанниками в Персию.

– С изгнанниками в Персию, если ты окажешь мне эту милость.

– Будь по-твоему, – решил царь.

Едва прозвучал этот приговор, как к Киру приблизился князь Устига и, ни словом не обмолвившись о своей любви к дочери Гамадана, попросил царя подарить ему Нанаи, чтобы он мог распорядиться ею по своему усмотрению.

– Бери, – ответил Кир, не задумываясь, – ты наверняка вынесешь над нею самый справедливый суд.

Взгляд князя не раз приветливо останавливался на лице Нанаи, пока властелин мира выбирал себе жен для услады души и сердца. Тех, кому не суждено было стать наложницами царя, Кир велел угнать рабынями в Персию.

Наконец владыка ласково распрощался с Устигой, который направлялся в Экбатану, чтобы после двух лет гибельного заточения отдохнуть среди родных.

Тысячи пленников тронулись в путь одновременно с полками, уходившими на войну против массагетов..

Халдеи покидали родной край, в земле которого с незапамятных времен истлевали кости их предков. Понурив головы, уходили они на север, на неприветливую чужбину, где им придется надрываться под бременем непосильной работы, где над их спинами, как вечное предостережение, будет свистеть персидская плетка. С трудом сдерживали они рыдания, но у многих лица были залиты слезами. Иные, храня мужество, уносили в сердце проблески надежды: когда-нибудь займется заря и для рабов.

В толпе пленников шагал и Улу.

Улу обрадовался, когда увидел, что Устига позволил Нанаи сесть в свою колесницу и даже прикрыл ее от палящего солнца воинским плащом. Пожалуй, иначе ей не вынести изнурительного, долгого пути на север после стольких ужасов и испытаний. Устига проявил себя заботливым покровителем, и Улу был благодарен ему за это. Этой маленькой услугой он расположил его к себе.