— Ну… да.

— Я, пока «Зеркало» не посмотрел, тоже так думал. А потом Руслан, ну чувак, который обратил меня в фотографическую веру еще в армии, написал, что там суть созерцания. А кто же такой фотограф, если не созерцатель? «Зеркало» — классные фотки живые. Ну я и сел за монитор. Руслан предупреждал, чтобы только не в кинотеатре, где мешают медитировать хоботы. И меня пробило. Тогда и все остальное полюбил. Тарковский, кстати, и фотографом неплохим был…

Они подъезжали к гостинице, та выплывала из тумана, как высокогорный курорт в «Сиянии», и у Косточкина мурашки по спине побежали, но вовсе не от невольной ассоциации, а потому, что все заканчивалось.

Заканчивалось.

Он это ясно почувствовал и испугался.

Автомобиль остановился напротив гостиницы. Вероника посмотрела на Косточкина.

— И что же дальше? — спросила она, впрочем, как-то рассеянно и вместе с тем напряженно.

Косточкин судорожно сглотнул.

— В смысле?..

Ему было душно, как и Васе Фуджи, когда тот выскакивал из машины, будто та уходила на дно.

Вероника отвела взгляд, побарабанила нетерпеливо по рулю. Косточкин помрачнел.

— Ну про… Тарковского, — с усилием проговорила она.

Косточкин не сразу сообразил… точнее, не сразу вспомнил, при чем тут еще Тарковский.

— Да… Ну да, вот, по Васе, это «Собачья ностальгия», — наконец произнес он. — Или по Бакунину.

— И «Рублев»? — откликнулась девушка.

Косточкин не отвечал, ему было все равно, что теперь она скажет о Бакунине, Тарковском или Васе Фуджи, абсолютно все равно. Он ждал совсем других слов и сам хотел говорить их. Девушка повела плечами, глядя на огни фонарей… Или это фонари сюда заглядывали, да, это были чьи-то очи оранжевые, каких-то зверей из гребенщиковской песни, что ли. Зачем они не слушались дурочки Вали? Зачем они говорили не о том? Ведь именно в тот момент можно было все поправить. Но оба избегали даже смотреть друг другу в глаза.

— …И хоть «Рублев» фильм занудный, — заговорила она, — но мне по душе одна мысль… Чья-то. Уже не помню. Надо будет уточнить у Стаса. Но суть такая: если есть «Троица» Рублева, есть и Бог. Такое доказательство.

Косточкин не ответил.

— Такое доказательство, — повторила она.

Пора было выходить. И Косточкин, набрав воздуху, сказал с дурацкой бодростью: