Если бы!

Койл Мэтис воплощал собой дух отрицания, столь развитый в бедных районах Западной Вирджинии. Он упорно ненавидел всех и вся. Не любить врагов Мэтиса отнюдь не значило стать его другом – скорее наоборот. Союз шахтеров, защитники природы, правительство, чернокожие, янки – Койл равно терпеть не мог их всех. Его жизненная философия выражалась в словах “Вали отсюда, или пожалеешь”. Шесть поколений грубиянов покоились вечным сном на крутом склоне холма, который должен был пасть первой жертвой угольной компании. Никто и не подумал предупредить Уолтера о проблеме захоронений в Западной Вирджинии, когда он поступил на работу в трест, но теперь проблема встала перед ним в полный рост.

Зная по собственному опыту, что такое ненависть ко всем окружающим, Уолтер, возможно, сумел бы переубедить Мэтиса, если бы этот тип не напоминал так сильно его собственного отца. Упрямая и склонная к саморазрушению натура. Уолтер приготовил целый список заманчивых предложений, после чего они с Лалитой, не получив ответа ни на одно из многочисленных дружеских писем, жарким июльским утром отправились по пыльной дороге в долину Девятимильного ручья, без приглашения. Уолтер намеревался выплатить Мэтисам и их соседям по тысяче двести долларов за акр, бесплатно предоставить участок в очень уютном месте, на южной границе заповедника, и компенсировать расходы на переезд. Плюс эксгумация и перезахоронение всех усопших Мэтисов на новом месте за счет штата. Но Койл даже не пожелал выслушать подробности. Он сказал: “Ни за что” – и добавил, что намерен упокоиться на фамильном кладбище, даже если весь свет будет против. Внезапно Уолтер вновь почувствовал себя шестнадцатилетним подростком, у которого все плывет перед глазами от гнева. Он злился не только на Мэтиса, которому явно недоставало приличных манер и здравого смысла, но и, как ни парадоксально, на Вина Хэйвена, столкнувшего Уолтера с человеком, которого он в глубине души уважал за презрение к деньгам.

– Прошу прощения, – сказал Уолтер, стоя в поту на разбитой дороге под палящими лучами солнца и обозревая замусоренный двор, куда Мэтис так его и не впустил, – но это просто глупо.

Лалита, державшая наготове портфель с документами – они-то воображали, что Мэтис их подпишет, – кашлянула, явно сожалея о том, что у шефа вырвались столь необдуманные слова.

Мэтис – худой, но на удивление красивый мужчина лет под шестьдесят – радостно улыбнулся, разглядывая зеленую чащу, которая окружала его владения. Одна из дворовых собак, щетинистая дворняга крайне агрессивного облика, заворчала.