И с этой ситуацией Патти предстояло разобраться – ради матери. Только она обладала нужными навыками, так как была единственной дочерью Джойс, которая стремилась самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Патти испытывала очень радостное, воистину чудесное чувство – Джойс повезло, что у нее есть такая дочь. Она наслаждалась этим ощущением несколько дней, прежде чем ее настигло осознание того, что она возвращается на круги своя и ей предстоит опять состязаться с сестрами. Она уже почувствовала нечто привычное, когда помогала ухаживать за Рэем, но никто и не оспаривал ее права быть рядом с отцом, и совесть Патти была спокойна, поскольку ее помыслы были чисты. Одного вечера с Эбигейл, впрочем, было достаточно, чтобы давнее соперничество вновь напомнило о себе.

Еще во время жизни в Джерси-Сити с очень высоким мужчиной, пытаясь меньше походить на немолодую домохозяйку, которая не туда свернула, Патти купила красивые сапоги на каблуке – и, несомненно, некий злой дух посоветовал ей надеть их, когда Патти собиралась на встречу со своей коротышкой сестрой. Она возвышалась над ней, словно взрослый над ребенком, когда они шагали в соседнее кафе, где Эбигейл была постоянной посетительницей. Словно в качестве компенсации за маленький рост, Эбигейл произнесла длинную вступительную речь – она говорила целых два часа и позволила Патти сложить воедино все фрагменты ее жизни. Женатый мужчина, ныне известный исключительно как “придурок”, на которого она потратила лучшие двенадцать лет (Эбигейл ждала, пока его дети закончат школу, чтобы он мог наконец оставить жену, что он и сделал, но ради женщины помоложе); презирающие нормальных мужчин гомосексуалисты, к которым она обратилась в поисках более приятного общества; впечатляющая компания безработных актеров, драматургов, комиков и артистов, где Эбигейл, безусловно, ценили за щедрость; приятели, которые исправно покупали билеты на представления друг друга, причем бо́льшая часть денег все равно поступала из других источников – например, с чековой книжки Джойс; жизнь, не блистательная, не выдающаяся, но тем не менее приятная и естественная для Нью-Йорка – жизнь богемы. Патти была искренне рада видеть, что Эбигейл нашла свое место в мире. Лишь когда они вернулись домой к сестре, чтобы выпить чего-нибудь покрепче, и Патти заговорила об Эдгаре и Галине, атмосфера накалилась.

– Ты уже была в этом кибуце? – спросила Эбигейл. – Видела их “мо’очную ко’ову”?

– Нет, я еду туда завтра, – ответила Патти.

– Если повезет, Галина позабудет снять с Эдгара поводок и ошейник перед твоим приездом. Он в них такой красавчик! Очень мужественный и религиозный. И уж точно она не удосужится стереть коровье дерьмо с пола на кухне.