После подобных сцен я обычно находила предлог, чтобы несколько дней спать отдельно, но это не решало наших проблем. Меня обижало быстрое согласие Патрика с этим моим предложением, а потом я чувствовала себя униженной от необходимости напоминать ему, что мы оба хотим детей. И впадала в ужас, когда в отчаянии безысходности пыталась его соблазнить. Отчаяние переполняло меня не только потому, что я хотела ребенка, я хотела и самого Патрика – стремилась покончить с одиночеством, в которое погружалась, когда он поворачивался ко мне спиной. Со временем мне становилось все труднее решать, что для меня хуже – жить с Супружеским Действом или без него, я даже начала подумывать, наберусь ли я смелости, чтобы оставить Патрика.

Но это было бы безумием. Женщина, которая уходит от мужа, теряет место в обществе, лишается будущего. Она уничтожена; и хотя я знала, что могу выносить тяжесть несчастливого брака, не выставляя этого напоказ, но и подумать не могла о том, что это станет известно всему миру. Что угодно, думала я, что угодно, только не это.

И поэтому старалась занимать себя, чтобы не думать о моих бедах. В Лондоне это не составляло труда, там хватало знакомых, но за городом… Одна только мысль о жизни в сельской местности наполняла меня ужасом.

«Твоя беда в том, что у тебя нет никаких интересов, – твердил мне Патрик. – На самом деле ты вообще ни черта не умеешь, только тратить деньги, хорошо выглядеть и флиртовать за пальмами в кадках».

Он часто доводил меня до слез, но я старалась не плакать при нем. Я плакала, оставшись одна, а особенно плакала, когда он говорил, что я ничего не умею, – я-то понимала, что это правда. У Патрика было куда как больше художественных способностей, чем у меня, и я всегда сторонилась рисования, а на рояле хотя и играла, но плоховато. Немного читала, немного вышивала, немного того, немного сего, но Патрик ясно дал мне понять, что мои достижения более чем средние.

Однако я не сомневалась: у меня есть какой-то дар, вот только нужно открыть его. Я много размышляла об этом и постепенно, по мере того как один бесплодный год сменял другой, стала понимать: я хочу ребенка не только потому, что от женщины ждут рождения детей, а потому, что была уверена – у меня талант материнства. Я начала постоянно молиться о ребенке. Прежде я не отличалась религиозностью, слишком была занята собой, а потому Бога почти не замечала, но затем вдруг стала очень религиозной, и каким-то чудом мои молитвы были услышаны, когда родился Нед.

Стоило мне взять его на руки, как я поняла, в чем мой талант. Не просто материнство, но любовь. Я смотрела на моего сына и любила его с такой же страстью, с какой любила отца, мать и брата. После этого у меня долго вертелась в голове мысль: встреть я мужчину, которого полюбила бы с той же страстью, как могла бы любить мужа, то мой избранник не мог бы не полюбить меня в ответ хотя бы чуточку.