Светлый фон

Она так побледнела, что веснушки выступили на ее переносице, как темные пятна. Маргарет, дрожа, рухнула на сиденье рядом со мной.

Экипаж резко рванулся с места. Кошмар щебетания понемногу смолк в темноте.

Прошло немало времени, прежде чем она сумела произнести:

– Палата… маленькая палата с девятью койками…

– Да?

– Там человек сорок, и все они умирают.

– От голода?

– От тифа. От голодного тифа. – Маргарет крепко сцепила пальцы на коленях. – У Маделин нет никакой еды, кроме супа. Я ничего у нее не взяла. Это было бы неправильно. Она не получала наших писем, а написать самой у нее не было времени. Она и доктор Таунсенд не спали толком несколько недель. Тиф пришел в долину месяц назад из Леттертурка, и люди стали умирать как мухи. Маделин сказала, что если бы подозревала о нашем желании вернуться…

Она замолчала. Экипаж ехал вдоль длинного озера. Лошади настолько устали, что все время спотыкались, экипаж мучительно раскачивало на узкой дороге. Уже наступила темнота, и с неба светили звезды.

– Мы можем уехать немедленно, – услышала я свой голос. – Сразу же. Как только вернемся.

– Слишком поздно нам уезжать. – Долгое молчание позволило Маргарет набраться сил, и, когда она заговорила, голос ее звучал уверенно и убедительно, как всегда. – Но Нэнни и няньке с детьми нужно отправляться завтра же утром, как только мы проснемся. И они должны уехать с другим экипажем и с другим кучером.

– Но…

– Сара, тиф переносится на одежде. Возможно, в эту минуту он на нас. Мы не можем рисковать и видеть детей, пока не станет ясно, что нам ничего не грозит. – Она помолчала, потом добавила: – Любимый сын Эдварда Луис умер здесь от тифа тридцать лет назад. Мы не должны допустить, чтобы это повторилось.

Эта мысль привела меня в такой ужас, что я до конца поездки не смогла сказать ни слова и обрела дар речи, только когда по прибытии мы обнаружили, что Патрик не терял времени, пока мы отсутствовали. В детской, библиотеке и кухнях горели камины, сам Патрик с ловкостью лесоруба колол дрова. Огонь в кухне так весело потрескивал, я даже подумала, меня перестанет трясти, если я встану перед ним на колени, но я продрогла до костей, и мой мозг онемел от ужаса, пережитого нами в Клонарине.

На следующее утро дети уехали в Голуэй, чтобы дальше ехать в Дублин, а оттуда в Англию.

Когда я закончила плакать, оказалось, что Патрик взял одну из лошадей оставшегося экипажа и поскакал в Леттертурк за едой. Никто из нас не спал в ту ночь. Патрик, Маргарет и я сидели перед огнем в библиотеке, а его слуга и наши горничные устроились как могли в кухнях.