2
2
Чем дольше готовимся мы к взрослой жизни, тем значительней становится эта странная полоса взросления. Это был эксперимент. Так младенцы шарят растопыренными пальцами, ощупывая, находя себя. Заслоненные, укрытые от невзгод высокими горами, Кэрен и Элис воспринимались как две души, заброшенные в мир. У каждой из них был свой личный багаж, разный потенциал. У каждой – свой щит, заслоняющий от жизненных бурь. У одной – толстая, жесткая корка, панцирь; у другой – тончайшая пленка между собой и миром. Панцирь с годами становился все толще, отделяя и защищая, тогда как пленка совсем не защищает, лопается при малейшем соприкосновении с действительностью.
Но какая гамма впечатлений! Какое богатство чувств и ощущений у малозащищенной, нежной, ранимой души. Кэрен оказалась сильней. Или это не сила, а нечто другое? Что? Жажда нового? Выносливость, запас жизненных сил? Иная судьба… Или все обусловлено химией и наследственностью? Что делает гибкую ветку лозы сильней, крепче? За счет чего просыпается вновь душа – из раза в раз, – когда кажется, что все уже покрыто пеплом? Физическая и нравственная сила сопротивляться болезни и усталости, жизненным трудностям, испытаниям, страданиям, потерям? Выносливость души и тела? Или это победа духа над плотью, любовь к жизни, ко всему живому, трепетное и яростное желание выжить и продолжать жить несмотря ни на что?
3
3
На занятиях профессор объяснял, что в семьях Северной Америки, особенно в Новой Англии, детей от родителей отделяют непреодолимое расстояние, эмоциональная холодность, почти отчуждение. Элис не верила профессору. В ее семье ругались и мирились шумно, стучали по столу, хлопали дверьми, обнимались страстно и рыдали на похоронах родственников. Душили любовью.
Кэрен рисовала в тетради круги, представляя эту самую эмоциональную дистанцию в виде отрезка прямой, параметры которого можно вычислить с помощью формулы, построенной с заданными величинами – место в семье, возраст, роль: братья, мать, отец. Она покосилась в сторону Элис и представила, как та общается с матерью. Представила Софию, ее горячие черные глаза, обведенные бурыми кругами тонкой кожи, и содрогнулась. Нет, она бы не смогла, сбежала бы при первой возможности. Поехала бы в Нью-Йорк либо в Калифорнию. В Калифорнии теплее, в Нью-Йорке интересней.
– Подумайте, – говорил профессор, – о чем рассказывает это стихотворение?
– О чем, о чем? О
– Ну, почему же? Это вполне приемлемые отношения между людьми той эпохи.