Светлый фон

Простите нас и простите нам, дочери! Как это больно – быть дочерью. Я никогда не узнаю, каково это – быть сыном.

Простите нас и простите нам, дочери! Как это больно – быть дочерью. Я никогда не узнаю, каково это – быть сыном.

Отец, слышишь ли ты меня?

Отец, слышишь ли ты меня?

Но речь здесь только о матерях.

Но речь здесь только о матерях.

4

4

Двое пожилых мужчин в «Старбаксе»: помятые лица, тяжелые городские ботинки, бритые сизые щеки и отвислые усы. Может, за этим пегим чубом, за неровными, извилистыми бороздами на лбу гениальные мысли? Два пожилых мужика уселись в кафе, чтоб о жизни поговорить или, может, чтобы создать что-нибудь новое, необыкновенное? Кто знает.

Молодые, совсем новые люди за соседними столиками, помятые бессонницей – веселой жизнью или беспросветным учением. Упертые в учебники, компьютеры – что они создадут, что сделают, во что будут верить? Родят ли детей, доживут ли до старости? Дальше – что? Что ждет дальше эту цивилизацию, этих людей? Без веры легче или страшней? Потому что нет для них одного общего Бога. У каждого отдельный, индивидуальный Бог.

И вновь Люба думает о своем поэте.

Глава четырнадцатая Мышиные хвостики

Глава четырнадцатая

Мышиные хвостики

1

1

Фрост – Иов, пишущий стихи. Иов, у которого есть слова, обращенные с жалобами (или претензиями?) к Богу.

Быть может, вся эта работа со словами, вынашивание, убаюкивание слова ритмом и стилем – стремление подтвердить для себя существование хоть какого-нибудь Бога. Но какого?

Отец алкоголик, абьюзер – мучитель, которого маленький Роберт панически боялся, но еще больше страшился его потерять. Отец старался его удержать – поближе к себе – в том образе, который был удобен ему, отцу. В пьяном ступоре, проваливаясь в сон на диване в гостиной, он прижимал его к себе, сжимая в хмельных, устрашающих объятиях.

абьюзер