В конце концов, всегда имеешь право на выбор, что именно писать. Заработанное тобою право. Пыталась себя уговорить. Спорила. С кем? Если идешь по темным коридорам, опускаешься в подземный мир, почему нельзя выбрать способ выражения, свою правду?

Пыталась читать новую прозу. Не понимала. Роль писателей в этом мире изменилась, говорила она себе. Опять уговаривала себя. То есть мы делаем все то же самое, а награда за это значительно меньше и неизмеримо больше одновременно. Но проклятие на тебе лежит все то же.

6

6

Рано найденная возможность писать сродни умению плавать, когда научился держаться на воде. Появилась возможность говорить. Фразы-строки складываются как бы сами собой, словно воздух вливается в легкие: вдох и выдох.

На даче, на прибалтийском взморье, среди ромашек и васильков, летним дождливым полуднем было написано первое стихотворное признание в любви к жизни. Две девочки с бабушками, маленькая Люба и маленькая Зина. Две отсутствующие, неприсутствующие, служащие, на службе состоящие матери. Две девочки – безотцовщина, книжки, разбитые коленки, первые потуги живота, первые схватки взрослости, женственности. Тайны дружбы, тайны плоти, школьные каникулы, прибалтийское лето. На спор написано – ах, и я так могу! И я могу – то есть как Пушкин. Сколько было заучено, вызубрено, на табуреточку ставлено, вслух прочитано… Я тоже! Так! Могу…

О небо! Как тебя люблю я… – написано в летнем туалете, дощатой будочке, оклеенной изнутри старыми газетами. Напрягаясь умом и телом, она создавала слова о возвышенном, о небе, которого отсюда видно не было, были лишь стены в старых, выцветших словах, щели между досками, свет, просачивающийся в эту сумрачную, смрадную, пахучую кабинку, задвинутую на самую окраину сада. К домику у забора вела извилистая тропа, он был спрятан за кустами рыжего крыжовника. Иногда она выскакивала оттуда в ужасе – боялась призраков, скрывающихся в темноте. Боялась своего воображения, тех монстров, что таились по углам. Себя боялась?

7

7

Девочка Зина из утраченного детства – ан, нет! Ее детство всегда с ней, рядом. Девочка Зина – впоследствии врач, акушер-гинеколог. В двадцать пять лет похоронила маму-учительницу. До этого ходила за ней, мыла маму; Зина мыла маму – у мамы оказалась онкология без будущего, а у Зины – только стирка в малогабаритной квартирке на Петергофском шоссе, двое детей, молодой муж, виза в Израиль. Бельевые веревки перетягивают квартиру наискосок. Рядом с маминой простыней – детские ползунки. Зина говорит: пойди учиться, Люба. Не надо тебе все это. Брось. Посмотри – разве это главное в жизни? Подумай, Люба, жизнь уйдет, проворонишь жизнь. Может, стать тебе акушеркой? Знаешь, сколько в этом радости – видеть новую жизнь, каждый день видеть новую жизнь. Она была философом, эта Зина. О Небо! Как тебя люблю я…