Они пришли в дом ткача Менахема, у которого было тринадцать детей, и он сокрушался таким нехорошим числом и хотел породить четырнадцатого ребенка. Но тут супруга Менахема почувствовала утомление утробы и не могла, да и не хотела больше рожать. Ткач Менахем сам открыл низенькую дверь своего глиняного дома и придерживал ее широко открытою, пока гости один за другим входили в пыльное жилище, нагибая под притолокой головы. «Я знаю, что у тебя забота с женой твоей, Фирцею, и пришел поговорить с нею и с тобой и помочь вам». «Как же ты узнал о моей заботе, — молвил Менахем, маленький, жилистый, кривоногий, с волосатой грудью, видной в распах рубахи, неразговорчивый человек. — Я ни с кем чужим об этом… Лишь с Фирцею моей…» «Но ведь ты хочешь, Менахем, чтобы у тебя родился четырнадцатый ребенок?» — спрашивал молодой Иисус; это была самая первая Его акция чуда, и я, следовавший за Андреем Первозванным из двадцать первого века, вновь ставший нематериальным, оказался свидетелем этого первого чуда.

Оно было не таким сложным, как последовавшие потом, но молодой начинающий Спаситель, еще не дерзавший на воскрешение из мертвых или исцеление парализованных, слепых от рождения, одержимых бесами, осуществил и здесь невероятное медицинское начинание: внеконтактное искусственное осеменение с помощью телепатии и мануальной терапии.

Словом, после сеанса внушения и приближения ладони Его правой руки к животу Фирцы, супруги ткача, она понесла и через девять месяцев родила замечательную красавицу, из ноздрей которой, начиная с младенческого возраста и до глубокой старости, исходил сильный аромат розового масла. Всякий мужчина, оказывавшийся рядом, совершенно терял голову от желания обладать дочерью ткача Менахема и его жены Фирцы, но девушка была выдана за богатого сильного юношу Хелона, сына Цуэра, военачальника, и прожила с мужем в богатстве и благополучии многие годы, благоухая розами, и родила ему так же четырнадцать детей, как и ее матушка Фирца.

В этой симметрии обнаружил Христос, давно уже воскресший, а затем и вознесшийся в небо, что неведомый и невидимый устроитель судеб и спектаклей жизни своих тварей, будь то люди, будь то древние языческие боги или маловразумительные райские птички — Вершитель Мира позволял себе порой позабавиться или добродушно улыбнуться улыбкою безмятежно благополучных судеб длиною в несколько поколений, следующих одно за другим на протяжении пары столетий.

На земле таким-то образом накапливались состояния богатейших прославленных семейств, о которых Христос Сам часто слышал в настойчивых молитвах высокопоставленных отцов своих церквей. У Христа веками накапливалось много таких молитв, целые их залежи, в которых высшие чины церкви молили Бога об их здравии и, главное, об их успешных военных и политических поприщах. Отцы церквей христианских порой молились перед Богом за самых чудовищных императоров, за самых кровожадных королей, за маньяков и серийных убийц своего народа, судьбоносной силою возведенных на царский трон. И несчастный Христос не имел ни возможности, ни желания ублаготворить настойчивые моления князей Церкви за королей, царей, императоров и правителей, за рулевых государственных машин и кормчих национальных кораблей — президентов, фюреров, генералиссимусов, команданте, дуче. Озадаченный Спаситель не стал проводить наверх эти молитвенные реляции своих конфессиональных князей, а сунул их все под сукно и постарался забыть о них. И только иногда, нечасто, раза два-три в столетие, Иисус хлопотал перед Высшей Небесной Властью о награде какого-нибудь человека, который чем-то особенно Ему понравился — невзирая на его положение, будь он разбойник или нищий принц, — и этому человеку падало сверху добродушное стабильное счастье длиною в двести-триста-пятьсот лет, ему самому и его потомству в семижды семи поколениях.