– Мадемуазель, я должен вам признаться… – Дженнаро выдержал театральную паузу.
– В любви, надеюсь?
– А чего в ней признаваться? Ее нужно выражать с помощью действий. Я должен вам признаться в том, что… не отключал сигнализацию и камеры.
– То есть? – Моя рука зависла в воздухе, так и не притронувшись к шарику моцареллы. – Нас что, снимали?
– Конечно, нет. Я просто позвонил директору музея и сказал, что хочу попасть сюда ночью с очень важным гостем.
– И что он ответил?
– Он ответил, что получил от меня столько денег на этот музей, что готов открыть двери лично, раз уж мне хочется распить здесь бутылку вина с красивой девушкой.
– Я вас убью… Я вас натурально убью… Я повелась, как ребенок… Переживала, что нас засекут, что сработает сигнализация, а вы мне шоу устроили?
Дженнаро хохотал до слез, отбиваясь от моих рук, которые не на шутку были готовы его задушить.
– Мадемуазель, если вы меня задушите, я не смогу рассказать вам историю…
– Какую?
Он знал, как быстро вернуть меня на путь рационального мышления.
– Очень интересную. Очень увлекательную историю, мадемуазель. Вы же их любите…
– Да!
– Обещаете меня обнять и больше не душить?
– Да! Но при условии, что это будут истории из вашего мира! Из того, другого мира… Deal?[111]
– Deal.
Расположившись у него на коленях, я приготовилась внимательно слушать. В обществе давно написанных книг, пропахших вековой историей страниц и безумной любви. Той самой, о которой многие бредят всю свою жизнь.