Вскоре после завтрака я пошла её искать. Лора сидела в шезлонге на палубе, закутавшись в плед по самую шею, и апатично следила за игрой в серсо. Я села рядом. Крепкая молодая женщина прошла мимо с семью собаками, каждый пес — на отдельном поводке; несмотря на холод, женщина была в шортах, открывавших загорелые ноги.

— Я тоже могла бы так работать, — сказала Лора. — Как?

— Гулять с собаками, — пояснила она. — С чужими собаками. Я люблю собак.

— Может, хозяев не полюбила бы.

— Я бы и не с ними гуляла. — Лора надела темные очки, но тряслась.

— Что-нибудь случилось? — спросила я.

— Ничего.

— Ты же замерзла. Ты не заболеваешь?

— Со мной все в порядке. Не суетись.

— Я же волнуюсь.

— Ну и не надо. Мне уже шестнадцать. Скажу, если заболею.

— Я обещала папе о тебе заботиться, — сказала я сухо. — И маме тоже.

— Глупо с твоей стороны.

— Это уж точно. По молодости. Не знала, как поступить. В молодости вечно так.

Лора сняла темные очки, но на меня не смотрела.

— Чужие обеты — не моя вина, — сказала она. — Папа меня тебе навязал. Не знал, что со мной делать — с нами обеими. Но он уже умер, они оба умерли, так что ничего страшного. Я тебя отпускаю. Ты свободна.

— Лора, что с тобой?

— Ничего, — сказала она. — Но каждый раз, когда мне хочется подумать — разобраться во всем — ты говоришь, что я больна, и начинаешь придираться. Свихнуться можно.

— Ты несправедлива, — возразила я. — Я очень старалась, я всегда позволяла тебе роскошь сомневаться, я давала тебе самое…