Гаэтон потащил ее вперед.

Они шли еще несколько часов. Часто приходилось пропускать немецкие грузовики и автомобили. Только в тихом приморском городке Сен-Жан-де-Люз немцев было поменьше. Они забрались на пустой волнорез, возвышающийся над бурными водами Атлантики. Внизу полоска желтого песка сдерживала натиск океана, вдалеке виднелся ярко-зеленый полуостров, усеянный белыми пятнышками баскских домиков с красными черепичными крышами. Небо над головой было бледным и выцветшим, а облака тянулись по нему тонкими полосками, как бельевые веревки. На улицах пусто, никто не прогуливался ни по пляжу, ни по старинной дамбе. Впервые за несколько часов Изабель смогла немного успокоиться.

– Что он имел в виду – нет больше Свободной Зоны?

– Ничего хорошего, это уж точно. Дело твое будет еще опасней, чем раньше.

– Я уже пробиралась через Оккупированную Зону.

Она крепче вцепилась ему в руку и увела с волнореза. Они спустились по неровным ступеням к дороге.

– Мы здесь отдыхали, когда я была маленькой, – сказала она. – До того, как мама умерла. По крайней мере, так мне рассказывали. Я почти ничего не помню.

Изабель пыталась завязать разговор, но Гаэтон молчал. В тишине Изабель ясно чувствовала, как ее душит тоска, тоска по нему, хотя, казалось бы, – вот он, совсем рядом, держит ее за руку. Почему она так мало расспрашивала его в те дни, что они провели вместе? А теперь времени не осталось, и оба это знали. Дальше шли молча.

В сумерках Гаэтон впервые в жизни увидел затянутые дымкой Пиренеи.

Острые, заснеженные пики поднимались к свинцовому небу, верхушки скрывались в облаках.

– Черт. И сколько раз ты переходила эти горы?

– Двадцать семь.

– Ты – чудо.

– Я такая, – улыбнулась Изабель.

Они шли по темным пустым улицам Уррюнь, мимо запертых магазинов и бистро, в которых сидели одни старики. Из города немощеная дорога вела выше, к подножию гор. Наконец добрались до скрытого в холмах коттеджа, из трубы которого валил дым.

– Ты в порядке? – спросил Гаэтон, заметив, что она замедлила шаг.

– Я буду по тебе скучать, – тихо ответила Изабель. – Ты надолго сможешь остаться?

– Утром надо уходить.

Она боялась выпустить его руку – а вдруг они больше не увидятся. Жутко становилось от одной мысли. Но нужно собраться, сосредоточиться. У нее есть работа. Решительно высвободив руку, Изабель резко постучала в дверь коттеджа – три быстрых удара.

Дверь открыла мадам Бабино – в мужской одежде, с «голуаз» в зубах. Отступила с порога, приглашая их войти: