– Нет, герр штурмбанфюрер. Мы знакомы, не более того. Городок у нас небольшой.
Фон Рихтер пристально смотрел на нее:
– Если вы врете в мелочах, приходится задуматься, о чем еще вы мне лгали.
– Герр штурмбанфюрер, я не…
– Вас с ним видели.
– Городок небольшой, но…
– Его арестовали за связь с врагом, мадам.
– О. – Больше ничего она выдавить из себя не смогла.
– Мы с вами об этом еще поговорим, мадам. В маленькой комнате без окна. И поверьте, я узнаю правду. Узнаю, работаете ли вы с ним.
– Я?
Он так сильно сжал ее руку, что, казалось, кость сейчас треснет.
– Если вы что-нибудь об этом знали, я буду допрашивать ваших детей… с пристрастием. А потом пошлю вас всех в тюрьму Френ.
– Не трогайте детей, умоляю.
Она впервые просила его о чем-либо, и, услышав отчаяние в ее голосе, он вдруг насторожился. Его дыхание участилось. В голубых глазах блеснуло возбуждение. Больше полутора лет она постоянно следила за собой в его присутствии, одевалась неброско, вела себя незаметно, не привлекала внимания, говорила только «да» или «нет, герр штурмбанфюрер». В одну секунду все ее труды пошли прахом. Она показала свою уязвимость, и он это заметил. Теперь он знал, как сделать ей больно.
Через несколько часов Вианна очутилась в той самой маленькой комнате без окон – в подвале ратуши. Она сидела на стуле, вцепившись в подлокотники так, что костяшки побелели.
Она здесь уже давно, одна, и все прикидывала, как лучше отвечать. Что им известно? Чему они поверят? Выдал ли ее Анри?
Нет. Если бы они узнали, что она подделывала документы и прятала еврейских детей, ее бы уже арестовали.