– Мои друзья за ней приглядывают. Говорят, она не высовывается, бережет дочь. С ней все будет в порядке. – Говорила она скорее с надеждой, чем с уверенностью.

– Ты по ней скучаешь, – заметил отец.

Да, она скучала по сестре, скучала по ней всю жизнь.

– Ну… – Он резко встал.

– У тебя руки дрожат.

– Бросил пить. Не то время, чтоб пьянствовать.

– Вот уж не знаю, – улыбнулась она. – Напиться, по-моему, самое время.

– Будь осторожна, Жюльет.

Ее улыбка погасла. Прощаться было тяжело, как всегда и со всеми. Никогда не знаешь, увидитесь ли снова.

– Ты тоже.

Полночь.

Изабель притаилась за осыпающейся каменной стеной. Здесь, в глуши, никого не удивишь крестьянской одеждой – парусиновый комбинезон, видавший лучшие дни, башмаки на деревянной подошве и легкая рубашка из старой занавески. Пахло костром, но даже отблесков пламени не было видно.

Совсем рядом хрустнула ветка.

Она сжалась и затаила дыхание.

Раздался свист. Переливчатая трель соловья, почти как настоящая. Она засвистела в ответ и вскоре услышала шаги, затем дыхание, а потом…

– Из?

Она встала и обернулась к нему. Тонкий луч света скользнул за спиной и исчез. Изабель выскочила из-за упавшего бревна и бросилась в объятья Гаэтона.

– Я скучал, – сказал он, еле оторвавшись от ее губ.

Они не виделись больше восьми месяцев. Всякий раз, когда она слышала, что с рельсов сошел очередной немецкий поезд, или взорвался занятый немцами отель, или случилась очередная перестрелка с партизанами, она сходила с ума от волнения.