Антуан прижал ее к себе, дал выплакаться, а потом пробормотал на ухо:

– Ты же сильная. Мы должны смириться. Мы любим его, но он не наш.

Как же она устала быть сильной. Сколько еще утрат она сможет вынести?

– Хочешь, я ему скажу? – предложил Антуан.

Конечно, хочет, больше всего на свете хочет, но это должна сделать мать.

Трясущимися руками она упаковала вещи Даниэля – Ари – в старый холщовый рюкзак и вышла из комнаты, мигом позже осознав, что забыла про Антуана. Сил хватало только на то, чтобы дышать и двигаться. Вианна прошла к себе, перерыла весь шкаф, пока не отыскала наконец маленькую фотографию – она и Рашель. Единственный сохранившийся у нее снимок Рашели. Сделано лет десять-двенадцать назад. Вианна написала на обороте их имена, сунула фотографию в карман рюкзака. Не обращая внимания на мужчин внизу, она вышла во двор, где дети – все еще в своих плащах и коронах – резвились на самодельной сцене.

Мужчины последовали за Вианной.

– Мама? – удивилась Софи.

Смех Даниэля. Долго ли она будет помнить этот звук? Не слишком. Теперь она знала это. Воспоминания – даже лучшие из них – имеют свойство стираться.

– Даниэль… – Пришлось откашляться и повторить попытку: – Даниэль? Не мог бы ты подойти?

– Что случилось, мам? – Софи забеспокоилась: – Ты плакала?

Вианна шагнула навстречу мальчику, прижимая к себе рюкзак.

– Даниэль…

– Хочешь, чтобы мы еще разок спели, да, мамочка? – Даниэль поправил сползшую набок корону.

Путаясь в полах своего «плаща», он приблизился.

Вианна опустилась на колени, взяла мальчика за руки.

– Не думаю, что ты поймешь. – Голос ее срывался. – В свое время я рассказала бы тебе обо всем. Попозже, когда ты стал бы старше. Мы даже сходили бы в твой старый дом. Но время вышло, Капитан Дан.

– Ты про что? – нахмурился мальчик.

– Ты же знаешь, как сильно мы тебя любим.

– Да, мама.