— Я бы съела ветчины, — говорит она.

— Что-что?

— Я бы съела целую свинью.

Вернер улыбается:

— Я бы съел целую корову.

— Женщина, которая жила тут раньше, готовила самые вкусные в мире омлеты.

— Когда я был маленький, — говорит он, надеясь, что правильно вспомнил слова, — мы собирали ягоды в Рурской области. Мы с сестрой. Иногда находили ягоды размером с большой палец.

Девушка на коленях подползает к шкафу и взбирается по лестнице. Когда она спускается обратно, в руке у нее зажата помятая банка консервов:

— Тебе видно, что там?

— Наклейки нет.

— Ее и не должно быть.

— Там еда?

— Давай откроем и проверим.

Вернер приставляет нож к банке и одним ударом кирпича пробивает дыру. И тут же его обдает запахом, таким фантастически сладким, что впору потерять сознание. Как же это по-французски? Pêches. Les pêches.

Девушка наклоняется вперед, нюхает, и ее щеки еще ярче расцветают веснушками.

— Мы съедим ее на двоих, — говорит она. — За то, что ты сделал.

Вернер вбивает нож второй раз, пилит металл, отгибает крышку.

— Осторожно, — говорит он и протягивает банку.

Девушка окунает пальцы в сироп и выуживает мокрую, мягкую скользкую дольку. Потом Вернер делает то же самое. Персик — упоение. Утренняя заря во рту.