Перед глазами у Ютты прыгают зеленые пятна, как будто она долго смотрела на солнце.

Макс дергает ее за рукав:

— Mutti, Mutti!

— Зачем моему брату понадобилась уменьшенная копия этого дома? — спрашивает Ютта, из последних сил вспоминая французские слова.

— Может быть, вам ответит девушка, которая тут жила? Я найду ее адрес.

— Mutti, Mutti, глянь, — говорит Макс и дергает ее сильнее. Ютта опускает взгляд. — Мне кажется, домик открывается. И я, наверное, сумею его открыть.

Лаборатория

Лаборатория

Мари-Лора Леблан заведует небольшой лабораторией в Парижском музее естествознания. У нее за плечами заметный вклад в исследование моллюсков: монография по эволюционному обоснованию формы западноафриканских Cancellaria cancellata и часто цитируемая статья по половому диморфизму карибских волют. Она дала названия двум новым подвидам панцирных моллюсков. Работая над диссертацией, побывала на островах Бора-Бора и Бимини, бродила по рифам в панаме, изучала улиток на трех континентах.

Мари-Лора не собирательница в том смысле, в каком был собирателем доктор Жеффар, коллекционер, торопящийся сбежать по лестнице отряда, семейства, рода, вида, подвида. Ей нравится чувствовать рядом живых существ — не важно, на рифах или в лабораторных аквариумах. Находить улиток на камнях, где эти крохотные влажные существа вбирают кальций из воды и преобразуют его в узорчатые грезы у себя на спине, — ей ничего больше не надо.

Они с Этьеном путешествовали, пока у того были силы. Побывали на Сардинии и в Шотландии, катались на втором этаже лондонских автобусов. Он купил себе два новых транзисторных приемника, умер тихо в ванне, дожив до восьмидесяти двух, и оставил ей много денег.

Несмотря на то что Мари-Лора с Этьеном наняли специалиста, потратили тысячи франков и перерыли тонны документов в немецких архивах, они так и не узнали, что именно случилось с ее отцом. Удалось подтвердить, что в сорок втором году он и впрямь был заключенным лагеря Брайтенау. Сохранилась запись, сделанная лагерным врачом в Касселе, что в начале сорок третьего года некий Даниэль Леблан заболел гриппом. И больше ничего.

Мари-Лора по-прежнему живет в квартире, в которой выросла, по-прежнему ходит в музей. У нее было два любовника: первый — приглашенный лектор, который уехал и не вернулся, второй — канадец по имени Джон, который разбрасывал вещи — галстуки, монеты, носки, мятные леденцы — в любой комнате, куда входил. Они познакомились в аспирантуре. Джон порхал с кафедры на кафедру, демонстрируя редкую любознательность и неумение сосредоточиться на чем-нибудь одном. Он любил океанические течения, архитектуру и Чарльза Диккенса, и его разносторонность заставляла Мари-Лору чувствовать себя ограниченной, чересчур узкой специалисткой. Когда она забеременела, они с Джоном расстались спокойно, без обид.