— Она появилась, когда Джимми было… я точно не знаю, наверное, семнадцать или что-то около этого. В общем, за два года до того, как он загремел на Олений остров.

— О, Господи, — вздохнул отец. — Несчастный сукин сын. А его старик все еще сидит?

— Да нет, отец, он умер, — ответил Шон, заметив, как изменился в лице отец, припомнив их кухню в доме на Ганнон-стрит, где он с отцом Джимми по субботам спокойно и мирно ублажали себя пивом, время от времени оглашая воздух громовыми раскатами хохота, а их сыновья тем временем играли на заднем дворе.

— Да, черт возьми, — снова вздохнул отец. — А умер он хотя бы на свободе?

Шон собрался было соврать, но неожиданно для себя покачал головой.

— В тюрьме. В Уолполе. От цирроза.

— И когда?

— Вскоре после того, как вы переехали сюда. Шесть лет назад, а может — семь.

Рот отца округлился, и он беззвучно произнес «семь». Он поднес ко рту кружку пива, и Шону под желтым светом, падающим сверху, бросилось в глаза, как обильно гречка осыпала кожу на кистях его рук.

— Как мало надо, чтобы сойти с круга. И как легко потерять время.

— Прости, отец, мне жаль…

На лице отца появилась гримаса. Так он обычно отвечал на проявление сочувствия или комплимент.

— За что? Ты здесь ни при чем. Ведь Тим, черт возьми, сам сотворил все своими же руками, когда убил Сонни Тодда.

— Кажется, это было во время игры в пул. Так?

Отец пожал плечами.

— Они оба были в приличном подпитии. Кто что знает? Оба они были пьяны, у обоих были луженые глотки и оба заводились с пол-оборота. Но надо сказать, что Тим был более заводной, чем Сонни Тодд. — Отец отхлебнул глоток пива. — А что общего между похищением Дэйва Бойла и тем, что у вас произошло… кстати, как ее зовут, не Катрин? Катрин Маркус?

— Да.

— Так что все-таки общего между этими делами?

— Я не говорю, что между ними есть что-то общее.

— Но ты и не говоришь, что между ними нет ничего общего.