— Ты говорил с ней в последнее время? — прокричал отец из кухни; лица его не было видно из-за стены, выкрашенной в густо-зеленый цвет.

— С Лорен?

— Угу.

— Ну а с кем же еще? — недоуменно спросила мать, прервав поиски газетных вырезок в ящике комода и повернув лицо к Шону.

— Она звонит. Но ничего не говорит.

— Возможно, она просто сводит все к светской беседе, потому что она…

— Да нет. Отец, я не то имею в виду — она вообще не говорит. Вообще.

— Ничего не говорит?

— Ни звука.

— А откуда ты знаешь, что это она?

— Знаю.

— Но как?

— Господи, — Шон умоляющим взглядом посмотрел на родителей, — я же помню, как она дышит. Понятно?

— Невероятно, — покачала головой мать. — Но ты-то сам хоть говоришь?

— Иногда. Все меньше и меньше.

— Ну, вы хоть как-то общаетесь, — рассудительно сказала мать, кладя последнюю вырезку на стол перед ним. — Расскажи ей, я думаю, ее это заинтересует. — Мать опять присела к столу и, проведя ребрами ладоней по скатерти, разгладила на ней складки. — Когда она снова вернется домой… — задумчиво произнесла она, глядя, как под ее руками складки на скатерти распрямляются.

— Когда она снова вернется домой… — повторила она тихим, чуть дрожащим голосом — таким голосом, наверное, говорят монахини, уверенные в том, что всему на свете присущ определенный порядок.

— Дэйв Бойл, — обратился Шон к отцу через час, когда они сидели на высоких табуретах у стойки бара «Граунд Раунд». — Тот, что пропал тогда с улицы напротив нашего дома.

Отец сперва нахмурился, а затем стал сосредоточено наливать пиво из кувшина в охлажденную кружку. Когда пена дошла до верха и крупные капли потекли по наружным стенкам кружки, он вдруг спросил: