— Какой вы красавец, Маркус. Давайте уже женитесь, черт возьми! Начинайте жить!
— Мне надо закончить расследование.
— К дьяволу ваше расследование!
Мы встали друг напротив друга и обменялись скупыми ударами; один бил, другой должен был держать боевую стойку и защищаться. Гарри бил здорово.
— Вы не хотите знать, кто убил Нолу? — спросил я.
Он застыл на месте:
— А вы знаете?
— Пока нет. Но что-то проясняется. Завтра мы с сержантом Гэхаловудом поедем к сестре Лютера Калеба. В Портленд. И надо допросить кое-кого в Авроре.
Он вздохнул:
— Аврора… После выхода из тюрьмы я ни с кем не встречался. Постоял тогда у сгоревшего дома. Пожарный сказал, что я могу войти внутрь, я забрал кое-что из вещей и пешком пришел сюда. С тех пор не двигаюсь с места. Рот занимается страховками и всем прочим. Я не могу больше появляться в Авроре. Не могу посмотреть в лицо этим людям и сказать, что любил Нолу и написал для нее книгу. Я сам себе в лицо посмотреть не могу. Рот говорит, ваша книга будет называться «Дело Гарри Квеберта».
— Это правда. В этой книге говорится, что ваша книга прекрасна. Я люблю «Истоки зла»! После этой книги я и решил стать писателем.
— Не говорите так, Маркус!
— Но это правда! Это, наверно, самая прекрасная книга, какую я когда-либо читал. Вы мой любимый писатель!
— Ради бога, замолчите!
— Я хочу написать книгу в защиту вашей, Гарри. Когда я узнал, что вы написали ее для Нолы, я был в шоке, это верно. А потом я ее перечитал. Это замечательная книга! Вы же там говорите все! Особенно в конце. Описываете печаль, которая будет снедать вас всю жизнь. Я не позволю людям поливать грязью эту книгу, потому что эта книга создала меня самого. Знаете, вот эта сцена с лимонадом, когда я первый раз был у вас в гостях: я тогда открыл холодильник, ваш пустой холодильник, и понял, насколько вы одиноки. И еще в тот день я понял: «Истоки зла» — это книга об одиночестве. Вы так потрясающе описали одиночество! Вы грандиозный писатель!
— Маркус, перестаньте!
— А какой прекрасный конец у этой книги! Вы отказываетесь от Нолы: она исчезла навсегда, вы это знаете, и все же, несмотря ни на что, ждете ее… Теперь, когда я по-настоящему понял вашу книгу, у меня только один вопрос — про название. Почему вы дали такой прекрасной книге такое мрачное название?
— Это сложно, Маркус.
— Но я и пришел, чтобы понять…
— Это слишком сложно…