— Взамен я хочу, чтобы вы разрешили Гарри Квеберту остаться в Гусиной бухте.
— Гарри Квеберт уезжает из Гусиной бухты?
— У него нет средств, чтобы там оставаться. Он уже связался с агентством, которое сдает дом. Он не может заплатить за август. Но ему надо остаться! Потому что у него книга, он только что начал писать, и я чувствую, это будет потрясающая книга! Если он уедет, он никогда ее не допишет! С его карьерой будет покончено! И потом, есть мы! Я люблю его, мистер Стерн. Люблю так, как никого никогда не полюблю! Я знаю, вам это покажется смешным, вы думаете, что мне всего пятнадцать и я ничего не знаю о жизни. Может быть, я ничего не знаю о жизни, мистер Стерн, но я знаю свое сердце! Без Гарри я ничто.
Она умоляюще сложила руки, и Стерн спросил:
— Чего же ты ждешь от меня?
— У меня нет денег. Иначе я бы заплатила за аренду дома, чтобы Гарри мог остаться. Но вы можете нанять меня! Я буду служить у вас и стану работать столько, сколько нужно, чтобы хватило на оплату аренды еще на несколько месяцев.
— У меня дома хватает работников.
— Я могу делать все, что вы захотите. Все! Или тогда позвольте мне платить за аренду понемногу: у меня уже есть сто двадцать долларов! — Она вынула из кармана банкноты. — Это все мои сбережения! По субботам я работаю в «Кларксе», я буду работать, пока все вам не выплачу!
— Сколько ты зарабатываешь?
— Три доллара в час! Плюс чаевые! — гордо ответила она.
Стерн улыбнулся, растроганный ее просьбой. Он смотрел на Нолу с нежностью: в сущности, ему не нужны были деньги от аренды Гусиной бухты, он прекрасно мог позволить Гарри пользоваться домом несколько лишних месяцев. Но в эту минуту Лютер сказал, что хочет поговорить с ним наедине. Они вышли в соседнюю комнату.
— Эли, — сказал Лютер, — я хофу ее рифовать. Повалуйфта… Повалуйфта…
— Нет, Лютер. Только не это… Не сейчас…
— Я тебя умоляю… Повволь мне ее рифовать… Я уве так давно…
— Но почему? Почему ее?
— Потому фто она мне напоминает Элеонору.
— Опять Элеонора? Довольно! Пора это прекратить!
Сначала Стерн отказался. Но Лютер так долго упрашивал, что он наконец сдался. Они вернулись к Ноле, которая потихоньку клевала печенье из тарелки.
— Нола, я подумал, — сказал он. — Я готов позволить Гарри Квеберту пользоваться домом столько, сколько он захочет.
Она порывисто бросилась ему на шею: